Стельмах В.Г., Тишков В.А., Чешко С.В. ::: Тропою слез и надежд. Книга о современных индейцах США и Канады
Появление на континенте независимого американского государства сыграло решающую роль в судьбе индейцев. Основатели государства, верившие в божественное предопределение своей нации, изначально предполагали территориальное расширение страны. За первые сто лет существования США коренные жители лишились почти всех своих земель, потеряли независимость. Однако исторически этот процесс развивался отнюдь не так прямолинейно. Политика правительства США в отношении индейцев принимала на различных этапах различные формы.
В первые десятилетия после Войны за независимость произошла ломка традиционного курса Англии и других колониальных держав в индейском вопросе. До этого коренные жители признавались подданными европейских монархов. В 1787 г. министр обороны США Г Нокс предложил рассматривать индейские племена «как зарубежные нации, не подвластные какому-либо штату, а их право на владение своими землями — законным и не подлежащим сомнению» 2. Эта точка зрения была принята конгрессом, издавшим 13 июля 1787 г. так называемый Северо-западный ордонанс, в котором декларировался независимый статус индейских народов.
Провозглашение подобного принципа делало невозможным прямой захват земель коренного населения, требовало заключения с ними договоров. По договорам индейцы, как правило, брали на себя обязательство добровольно уступить федеральному правительству те или иные территории, открываемые для расселения белых, а также сохранять мир и добрые отношения с властями и колонистами. Правительство Соединенных Штатов со своей стороны обещало выплачивать племенам денежную компенсацию за уступленные угодья, содействовать прогрессу индейцев в области образования и здравоохранения и, наконец, гарантировать коренному населению незыблемость границ оставшихся у него земель. Первый договор с племенем делаваров США подписали в 1778 г.; последний — с не-персе — в 1868 г. За это время власти заключили с индейцами 371 договор, в результате которых коренные американцы, владевшие в начале XIX в. большей частью континента, сохранили всего около 120 млн акров (48 млн га)[1] земель.
Провозглашение подобного принципа делало невозможным прямой захват земель коренного населения, требовало заключения с ними договоров. По договорам индейцы, как правило, брали на себя обязательство добровольно уступить федеральному правительству те или иные территории, открываемые для расселения белых, а также сохранять мир и добрые отношения с властями и колонистами. Правительство Соединенных Штатов со своей стороны обещало выплачивать племенам денежную компенсацию за уступленные угодья, содействовать прогрессу индейцев в области образования и здравоохранения и, наконец, гарантировать коренному населению незыблемость границ оставшихся у него земель. Первый договор с племенем делаваров США подписали в 1778 г.; последний — с не-персе — в 1868 г. За это время власти заключили с индейцами 371 договор, в результате которых коренные американцы, владевшие в начале XIX в. большей частью континента, сохранили всего около 120 млн акров (48 млн га)[1] земель.
Провозглашение «независимости» индейских племен проистекало не из принципов гуманности и демократии, а было продиктовано конкретной политической ситуацией на рубеже XVIII—XIX столетий. Пересмотр раннеколониальной политики, основывавшейся на праве завоевания, произошел из-за опасения, что сохранявшие свое присутствие на континенте европейские колониальные державы — Испания и Англия — могли использовать в борьбе с США мощное сопротивление индейцев захвату земель американцами. В таких условиях Соединенным Штатам было куда удобнее отказаться от открытой конфронтации с коренными жителями в пользу сравнительно мирных средств отчуждения их земель.
Хотя договоры и стали основным средством территориальной экспансии молодого американского государства, это не означало, что правящие круги страны отказались от угрозы применения против индейцев военной силы. В этом плане весьма характерно высказывание одного из наиболее демократически настроенных американских президентов, Т. Джефферсона, который в 1803 г. заявил следующее: «Наша сила и слабость индейцев теперь настолько очевидны, что они должны понять: чтобы сокрушить их, нам достаточно прихлопнуть их рукой» 3 В начале XIX в. федеральное правительство вело ряд крупных индейских войн: в 1812 г.— с племенным союзом шауни, возглавлявшимся Текумсе, в штате Огайо; в 1815 г.— с конфедерацией криков в Алабаме; в 1816—1818 гг.— с семинолами во Флориде. Эти племена не желали заключать договоры добровольно.
Но эти конфликты не шли ни в какое сравнение с тем давлением, которое индейцы стали ощущать во второй трети XIX в., когда началось быстрое развитие американского капитализма «вширь», повлекшее за собой хозяйственное освоение огромных территорий. То, что при этом страдали исконные владельцы земель, никого не интересовало. Идейное обоснование экспансии началось десятилетием раньше. В частности, еще в 1823 г. председатель Верховного суда Д. Маршалл провозгласил правомерность отчуждения владений коренных жителей на основании того, что они «дикари, которые кормятся дарами лесов, их основное занятие — война». В 1829 г. в связи с иском чироков к властям штата Джорджия, санкционировавшим захват полей племени, Маршалл принял сторону администрации штата и в оправдание своей позиции предложил считать индейские племена «нациями, зависимыми от США».
Пересмотр статуса индейцев подтолкнул новое наступление на их территории, совпавшее с президентством Э. Джексона (1829—1837). Его администрация получила особые полномочия для решения индейской проблемы: в 1830 г. конгресс издал закон о переселении индейцев, наделивший президента исключительным правом заключать с ними договоры об уступке земель. Конкретное осуществление индейской политики перешло в компетенцию специально созданного для этого в 1834 г. в составе министерства внутренних дел Бюро по делам индейцев (БДИ). В целом за годы правления Джексона и его ближайших преемников США отторгли у коренных жителей без малого 200 млн акров земли.
Договоры с «зависимыми нациями» существенно отличались от соглашений более раннего периода. Прежде всего ужесточались условия земельных уступок индейцев. Власти страны стали требовать не передачи части владений белым гражданам, а ухода из этих владений навсегда: переселения в отдаленные западные районы Соединенных Штатов, где в пределах нынешних границ штата Оклахома создавалась специальная Индейская территория. Резко уменьшалась величина выплачиваемой коренным жителям денежной компенсации: хотя оставленные ими земли продавались с аукциона по цене не менее 1,25 долл. за акр, индейцы получали денежные суммы из расчета в среднем по 30 центов за акр! Установлено, что если бы федеральное правительство платило коренным американцам хотя бы по рыночному минимуму, они получили бы астрономическую по тем временам сумму в 553 млн долл., тогда как в действительности им было выплачено не многим более 30 млн долл.
Договоры второй трети XIX в. серьезно ущемляли автономию племен. Хотя в стенах конгресса не раз раздавались декларативные заверения в том, что «индейцы — полные хозяева своих новых территорий и законы США никогда не будут навязаны им силой», договорные условия опровергали эту риторику. Например, право племен отправлять правосудие допускалось лишь тогда, когда и истец, и ответчик были индейцами; если же один из них был белым, слушания проходили в ближайшем окружном суде. Другими словами, белые американцы получали в Индейской территории экстерриториальные права. Межплеменные отношения также попадали теперь под контроль федеральных властей, навязавших принудительный арбитраж в случае конфликтов между какими-либо индейскими народами. Наконец, власти оговорили право иметь в индейских землях военные форты с гарнизонами, находившимися вне контроля племенных органов самоуправления. Все это говорило о том, что одновременно с изгнанием коренного населения из восточных районов страны правящие круги США стремились полностью ликвидировать остатки его самостоятельности.
В тех случаях, когда индейцы не желали «добровольно» переселиться, как и ранее, использовался веский «аргумент» в виде вооруженных сил. Среди наиболее крупных индейских войн прошлого столетия следует упомянуть войну с племенем сак, возглавлявшимся Черным Ястребом, в 1832 г. в Иллинойсе и вторую по счету войну с семинолами 1835—1842 гг. Впрочем, и тогда, когда до военных действий дело не доходило, договоры зачастую подписывались под угрозой применения силы. Достаточно сказать, что меньше половины договоров о переселении было заключено при формальном согласии индейцев. В итоге к началу Гражданской войны 1861 —1865 гг. на востоке Соединенных Штатов коренных жителей почти не осталось.
Кровопролитная война между северными и южными штатами не ослабила давления на индейцев. Продвижение белого населения на запад после принятия в мае 1862 г. закона о выделении земельных участков (гомстедов) стало еще более интенсивным. Потоки гомстедеров потекли на территории, отведенные коренным американцам по договорам о переселении. Уже к осени 1862 г. первым это почувствовало сиуанское племя мдеукантон в Миннесоте. Индейцы мдеукантон во главе с вождем Вороненком оказали сильное сопротивление, совершая успешные рейды на поселения белых, но вскоре были рассеяны регулярной армией. Часть их ушла в Южную Дакоту, но многие остались в Миннесоте, не видя ничего противозаконного в защите своих угодий, принадлежавших им на договорных основаниях. Однако оставшиеся мдеукантон были подвергнуты военно-полевому суду, который вынес более 300 смертных приговоров. Только благодаря вмешательству президента Линкольна число казненных было сокращено до 38 человек.
Аналогичные события произошли затем в Колорадо. Жившие там племена чейенов и арапахо пытались разрешить земельные споры с белыми поселенцами мирным путем. Их представители пытались встретиться с губернатором штата и выяснить, на каком основании их лишают земель, гарантированных договорами. Однако переговоры не состоялись. Вместо этого 28 ноября 1864 г. на мирный лагерь индейцев у Сэнд-Крик, неподалеку от г. Денвер, обрушился кавалерийский отряд полковника Д. Чивингтона, перебивший более 200 человек. Чейены были вынуждены отказаться от своих земель.
Столкновения в Миннесоте и Колорадо, ставшие началом серии индейских войн на Дальнем Западе во второй половине XIX столетия, одновременно послужили толчком к очередной перестройке индейской политики федерального правительства, которому вновь стало необходимо «узаконить» очередной раунд наступления на владения коренных жителей. Хотя было совершенно очевидно, что Миграцию белых на запад не задержат никакие заключенные ранее соглашения, столь явное пренебрежение к договорным обязательствам вызывало нежелательный для правительства резонанс.
В частности, конгресс США осудил бойню у Сэнд-Крик и назначил компенсацию вдовам и сиротам жертв. Поэтому наиболее рьяные сторонники захватов индейских территорий вскоре после окончания Гражданской войны повели атаку на независимый статус племен, остававшийся легальным барьером на пути колонизации западных районов.
Вот что заявил по этому поводу конгрессмен от Миннесоты И. Донелли: «Предопределение белого человека — владеть всей землей-кормилицей на этом континенте, которая не терпит, чтобы на ней хозяйничали дикари… Мы же вступили с этими дикарями в псевдодоговорные контакты, хотя они беспечны, словно дети, и посему подлежат опеке в соответствии с нашими законами об опеке несовершеннолетних и недееспособных. Величайшая на Земле нация унизилась до установления договорных отношений с жалкими индейцами, не способными даже подписать заключаемые ими договоры… Правительство США не нуждается более в предлоге для захвата их земель: если сто человек могут прокормиться на территории, где прозябает один дикарь, белый имеет право прийти туда, овладеть этой землей и возделать ее» 4
На гребне подобных настроений в марте 1871 г. конгресс издал закон о лишении индейских племен права считаться независимыми нациями, отношения с которыми регулировались на договорной основе. Новый их статус определялся как подопечные Соединенных Штатов, в отношении которых конгресс был вправе издавать любые законы, регулирующие их жизнь и имущество. Договорный период индейской политики завершился.
https://www.indiansworld.org/dogovornyy-period-1778-1871-gg.html#.XRWAMSsuc2z
Картина Джона Гэста «Американский прогресс» (1872), изображающая Колумбию (воплощение Америки, предшественница Дяди Сэма), прогоняющую индейцев с их земель во имя продвижения цивилизации на запад.
«Христофор Колумб был инициатором самой масштабной оккупации и геноцида в истории человечества. Европейцы истребили большую часть коренного населения Америки“.
президент Венесуэлы Уго Чавес(7)
- Ди Браун «Схороните моё сердце у Вундед-Ни». История американского Запада, рассказанная индейцами. Книга: 1, 2.
- „Во время заселения нынешней территории Америки было убито где-то 100 млн. индейцев. Оккупанты совсем не считались с хозяйскими правами и племенными интересами индейцев и буквально с самого начала объявили им войну на истребление. Конечно, вооруженные луками и стрелами, индейцы не могли достойным образом противостоять оккупантам. В вооруженных схватках на одного убитого оккупанта приходились многие десятки индейцев. Расправившись таким образом с мужчинами, колонисты нападали на индейские селения, где оставались только женщины, дети, старики, и безжалостно убивали их. Те индейские племена, которые оккупанты не могли уничтожить силой оружия, они истребляли подлостью и коварством. Самыми распространенными методами в этом роде были продажи индейцам одеял, зараженных черной оспой или другими страшными болезнями, а также отравленной водки. Захватив земли, принадлежавшие индейцам, оккупанты объявили их коренных жителей иностранцами.
По законам США (действовавшим вплоть до 1924 года!), индейцы не являлись гражданами этой страны и не имели на ней никаких прав“. Одно из многочисленных индейских племен — чироки до конца XVII века жило на территории нынешних Вирджинии, обеих Каролин, Алабамы и Джорджии, занимая широкую полосу земли между горами и морем. После 1721 года белые оккупанты начали постепенно теснить этот народ и захватывать его земли, оставив ему только небольшой кусочек. В 1791 году правительство США навязало этому народу грабительский договор, лишивший чироки большей части своей исторической территории. Остальные земли чироки провозглашались якобы неприкосновенными.
Однако через 35 пет оккупационная политика ужесточается. При военном министерстве США создается управление по делам индейцев. Подведомственность индейцев военному министерству свидетельствует о том, что федеральные власти не скрывают своих планов продолжения войны с индейцами. Правительство США осуществляет насильственное переселение индейских племен в тогда еще пустынный район Дальнего Запада. Принудительному переселению подверглись 5 крупнейших племен, живших на Юго-Востоке США, в том числе чироки. Переселение осуществлялось как войсковая операция вооруженных сил США и сопровождалось актами чудовищного насилия, массовых убийств и произвола. Военные мародеры грабили индейское имущество, захватывали скот. «Демократическое» правительство США под страхом смерти сгоняет «представителей» индейских племен, чтобы заключить с ними «добровольный» договор о продаже земли.
Так, силой собрав 400 из 17 тыс. индейцев племени чироки на «общеплеменное собрание», оккупанты заставили
«всенародное собрание» одобрить договор, который вскоре был ратифицирован Конгрессом США. Так у чироки было отобрано 7 млн. акров хорошо возделанной земли. Согнав всех чироки, войска погнали народ на вновь отведенную «индейскую территорию» в Миссисипи. Из 17 тыс. индейцев чироки во время переселения погибло 4 тыс. человек. Позднее и эта предоставленная чироки земля была у них отобрана. Всего оккупанты захватили у них 81,2 млн. акров земли. За Миссисипи были изгнаны также жившие на юго-востоке США чикасавы, чоктавы, крики, семинолы.
Американский генерал Джексон, прославившийся чудовищными по своей жестокости операциями против индейцев, в 1818 году истребил во Флориде по меньшей мере треть семинолов. Однако через небольшой срок белые оккупанты двинулись осваивать территории за Миссисипи. Однажды на Миссури появились торговцы, агенты другой фактории, и стали скупать пушнину по более выгодной цене. Тогда торговцы старой фактории решили «наказать» индейцев, сдававших пушнину конкурентам.
В 1837 году на пароходе был отправлен в факторию Форт-Юнион человек, больной оспой, а предупрежденный управляющий факторией созвал в Форт-Юнион 500 лучших охотников из числа тех, кто сдавал пушнину конкурентам.
В фактории всем им ввели кровь оспенного больного, а затем управляющий распрощался с ними. Не прошло и месяца, как все племя заболело оспой. Сохранился рассказ управляющего факторией Форт-Маккензи, который посетил одну из деревень зараженных индейцев, чтобы выяснить, как действует инфекция. Он увидел, что среди вигвамов валялись сотни трупов и только две оставшиеся в живых индианки пели погребальные песни.
Торговцы-преступники не только убили таким образом индейцев, но и нажились на их гибели, сняв с покойников одежду, сшитую из отборных бизоньих шкур, и отправили ее в свои лавки, торговавшие в городах. Вооруженные силы США развивались и крепли на операциях по массовым убийствам индейцев. При первой возможности белые оккупанты нападали на индейцев и зверски уничтожали их. Негласным лозунгом этого геноцида стало: «Полностью очистить Америку от индейцев».
В 1864 году отряд майора Чайвингтона вероломно напал на стоянку чейенов и перебил всех, кто там был. Американские солдаты скальпировали даже детей и женщин. Через несколько лет на реке Уошит в результате нового коварного нападения, осуществленного по инициативе генерала Д. Кастера, истребление чейенов было довершено. В 1862 году правительство США издает Закон о заселении Запада, т. е. индейских территорий. Чтобы стимулировать белых на войну против индейцев, каждому оккупанту было обещано безвозмездно «160 акров хорошей земли в постоянную собственность». Индейцы — владельцы этих земель — объявлялись вне закона. До конца 1860-х годов по всей стране идут массовые преследования и убийства индейцев. Власти многих штатов США выплачивали большие деньги за каждый скальп убитого индейца. Так американские солдаты отчитывались перед начальниками. До сих пор в американских музеях хранится огромное количество этих скальпов.
В 1871 году Конгресс США ратифицирует Закон США об индейских резервациях. Более чудовищный, чем преступления древних египетских фараонов, переселявших народы, этот Закон легализовал тотальное ограбление индейцев, превратив настоящих хозяев страны в бесправных рабов, подчиненных произволу мелких федеральных чиновников. Через год после принятия закона федеральный поверенный по делам индейцев так характеризовал государственную политику США по отношению к индейцам: «Необходимо отчетливо сознавать, что в отношении цивилизованного государства с дикарями не может стоять вопрос о чести нации. С дикими людьми нужно обращаться так же, как с дикими животными. Это значит держаться с ними так, как в данной ситуации проще и выгодней: воевать, нанести им поражение или, наоборот, спасаться от них бегством. Индеец должен чувствовать себя в резервации до такой степени хорошо, а за ее границами до такой степени плохо, как это будет угодно правительству. Те из них, что окажутся послушными, получат еду и государственную охрану. А тех, что будут вести себя плохо, необходимо незамедлительно покарать или уничтожить…»
Белые оккупанты разрушили высокую цивилизацию и культуру индейцев, которая по своему духовно-нравственному уровню была гораздо выше иудейско-талмудической, приближаясь к христианским воззрениям. Патологическая жестокость и алчность, свойственные белым оккупантам Северной Америки, были абсолютно чужды индейцам.
Они справедливо видели в этих белых пришельцах людей не вполне нормальных, ущербных и заслуживающих только жалости. С таких же позиций всегда рассматривали белых оккупантов Америки и русские православные священники на Аляске и в Калифорнии. На землях Америки, которые вплоть до XIX века принадлежали России, индейцы сохранились полностью. Более того, многие из них, приняв Православие, сумели сохранить и свою культуру“. (2)
- «Законы» и «правила», установленные американским правительством в отношении к «туземцам» основной территории США, привели к истреблению коренного народа, истинных хозяев американской земли — индейцев. Примерно та же участь постигла и «туземцев» Аляски. Как отмечают историки, «режим жесткого произвола и ограбления местного населения воцарился на Аляске» после продажи ее Соединенным Штатам. Американцы развязали здесь геноцид коренных народов Аляски: к 1880 году на Аляске и Алеутских островах насчитывалось 33 тысячи жителей, меньше половины того, что было в XVIII веке“. (1)
- Закончилось всё это лишь в 1890 году, когда 29 декабря была учинена последняя расправа над индейцами. Когда племя Sioux попыталось поднять бунт против угнетателей, американские войска обезоружили их и отправили в специальный лагерь. Там их просто расстреляли. Газовых камер тогда ещё не было. Случилось это у Wounded Knee. (5) Многие замёрзли в пути (см. фото)
- Антон Баумгартен „Американский Геноцид“. Большая статья НЕ ДЛЯ СЛАБОНЕРВНЫХ о том, как расправлялись с индейцами.
- Хроника преступлений империализма
136 лет назад государством САСШ (СевероАмериканские Соединенные Штаты) было совершено одно из самых известных и кровавых преступлений против коренных жителей Северной Америки — индейцев. Тогда произошла так называемая «Бойня Бэкера» — уничтожение индейской деревни племени блэкфут (черноногих).
Событие это произошло 23 января 1870 г. на реке Марайас.
Вот как описывает этот день Джеймс Шульц, в книге “Моя жизнь среди индейцев”. Человек этот действительно более 20 лет прожил на Диком Западе среди индейцев.
Полковник Бэкер вполголоса сказал своим солдатам короткую речь, приказывая сохранить хладнокровие, бить наповал, не щадить врага. Затем он скомандовал: «Огонь!» Разыгралась страшная сцена. Накануне многие из индейцев этого лагеря ушли к холмам Суитграсс-Хиллс на большую охоту на бизонов. Поэтому, кроме вождя Медвежья Голова и нескольких стариков, некому было отвечать на выстрелы солдат. Первый залп солдаты направили по низу палаток; этим залпом они убили и ранили множество спящих.
Остальные кинулись вон из палаток – мужчины, дети, женщины, многие с младенцами на руках, но они тут же падали под выстрелами. Медвежья Голова, размахивая бумагой, удостоверяющей, что он вполне достойный человек и дружественно относится к белым, побежал к команде, стрелявшей с обрыва; он кричал солдатам, что бы они прекратили стрельбу, умолял их пощадить женщин и детей. Он упал, простреленный несколькими пулями. Из четырехсот с лишним душ, находившихся в это время в лагере, уцелело лишь несколько человек. Когда все кончилось, когда добили последних раненых женщин и детей, солдаты свалили в кучи на опрокинутые палатки тела убитых, домашний скарб и дрова и подожгли их.
Я побывал на этом месте несколько лет спустя. В высокой траве и среди кустарника белели уже обглоданные волками и лисицами черепа и кости безжалостно перебитых людей. «Как они могли это сделать? – спрашивал я сам себя много раз. – Что за люди эти солдаты, которые хладнокровно расстреляли беззащитных женщин и невинных детей?» В их оправдание нельзя даже сказать, что они были пьяны; не был пьян и командовавший ими офицер, не грозила им и никакая опасность. Хладнокровно, умышленно, спокойно прицеливаясь, что бы бить наповал, они перестреляли свои жертвы, добили раненых, а затем попытались сжечь их тела. Но я не буду больше говорить об этом. Подумайте обо всем этом сами, и попытайтесь найти подходящее имя для людей, учинивших это.
Так цивилизованные американцы принесли демократию полтора века назад «диким индейцам».
Сорок лет назад они так же несли демократию народу Вьетнама.
Сейчас они несут ее народу Ирака.
Кому они собираются принести ее завтра?
http://libereya.ru/analitik_more.php?id=1533_0_2_0_M
- 1938 — году оседлые индейцы крупнейшего в Америке мирного племени чероки, жившие в принадлежавшей им по соглашениям с Конгрессом автономной территории, были выселены силой из своих деревень в штате Джорджия и отправлены пешком на Запад, в Оклахому, без провизии и имущества. Чероки имели свою письменность, газеты, самоуправление, больницы и школы, то есть по сути были не менее цивилизованным народом, чем американцы; Конгресс и Верховный Суд США признал их законное право на земли — но это им не помогло. Почти половина чероки погибла на пути в Оклахому, который они назвали «Дорога Слез».(6)
- Американские индейцы продолжают юридическую битву с правительством США, от которого они требуют 137 миллиардов долларов компенсации за использование своих земель, сообщает Би-Би-си. Семилетняя тяжба, похоже, близится к концу: вскоре ожидается решение судьи.
Истица, Элоиз Кобелл, 56-летняя индианка из племени черноногих из штата Монтана, от имени 280 тысяч индейцев утверждает, что юридические записи велись не должным образом, и федеральные власти таким образом присвоили себе миллиарды долларов, которые должны были перечисляться на специальные счета (IIM — личные деньги индейцев). Ответчиком по иску проходит Бюро по делам индейцев (BIA), подразделение министерства внутренних дел США.
Предмет спора — акт Дауэса 1887 года, по которому богатые природными ресурсами индейские земли были переданы компаниям, находившимся во владении белых. По этому документу, земля была разделена на участки площадью от 160 до 180 акров. Каждой индейской семье полагался свой участок, и это противоречило их исконной культуре, по которой вся земля принадлежала тому или иному племени.
Акт предполагал выплату индейцам компенсаций за использование их земель, причем это правило, как записано, устанавливается «на вечные времена».
Автор документа заявлял, что новый способ землевладения «цивилизует» индейцев, однако почти немедленно после подписания акта по его поводу разгорелись споры.
Кобелл, получившая в свое время бухгалтерское образование, заявила в интервью Би-би-си: «Я помню, что еще ребенком слышала, как люди жаловались на то, что не получают чеков. Они ходили ходатайствовать в BIA, но с ними обращались как с грязью».
Вашингтон не верил в то, что индейцы способны были самостоятельно грамотно распоряжаться своей землей. «Они говорили, что мы глупы, некомпетентны и невежественны, что мы не в состоянии разобраться с собственными финансами, — говорит Кобелл. — Они говорили, что будут управлять ими в соответствии с высшими стандартами опекунства». Но, добавляет она, в последующие годы книги, хранящие информацию фондах IIM, превратились в непролазные бухгалтерские джунгли. Федеральные власти потеряли данные о держателях счетов и уничтожили или потеряли многие архивы, утверждает Кобелл. В результате, добавляет она, сотни тысяч индейцев так и не получили денег, которые правительство было им должно.
Сама Кобелл и группа работающих на нее адвокатов и бухгалтеров говорят, что индейские фонды не подвергались аудиту с 1887 года, и из них пропало в общей сложности около 137 миллиардов долларов. При этом, заявляет она, у многих индейских семей нет денег даже на еду.
«Есть злая ирония в том, что правительство США, подвергшее обструкции Швейцарию за еврейские деньги 1940-х, ответственно за куда более масштабные мошенничества в отношении индейцев», — говорит Кобелл. (4)
- В США проживают примерно 1.6 млн. индейцев, чуть более 500 тыс. из них постоянно живут в резервациях. Индейцы ныне имеют два основных источника дохода — государственные субсидии и азартные игры. Несмотря на доходы, получаемые индейцами от игорного бизнеса, их уровень жизни остается на крайне низком уровне. 55% индейцев владеют собственным жильем — в среднем по стране этот показатель превышает 66%. Примерно в 20% домов индейцев нет водопровода и канализации. Дома индейцев в 32% случаев перенаселены — в трех комнатах могут проживать до 25 человек. Безработица среди индейцев рекордно высокая для США — она достигает 15%, а в некоторых резервациях — 80% (в среднем по стране она не превышает 6%). Несмотря на то, что коренные американцы пользуются значительными льготами при поступлениях в высшие учебные заведения, и обучение для них бесплатное, уровень образования среди индейцев крайне низкий. К примеру, диплом бакалавра (вручается после окончания колледжа) имеют 9.3% индейцев. В некоторых резервациях число бакалавров меньше 0.5%. В целом по США этот показатель составляет 20.3%. Американские индейцы вдвое чаще, чем остальные жители США, становятся жертвами насильственных преступлений. Среди индейцев намного больше людей, злоупотребляющих алкоголем, чем в целом по США. (3)
- Две Америки
Англичане, развивая свою теорию о культурной неполноценности ирландцев, опирались на те же идеи, что и испанцы при завоевании Карибских островов и Южной Америки – в оправдание своей жестокости.
Английские колонизаторы были знакомы со взглядами испанских, и, возможно, подпадали под их влияние.
Именно испанцы, открыли, например, трансатлантический путь работорговли.Те из них, кто считал неприемлемым плохое обращение и эксплуатацию местного населения, охотно пользовались услугами южноафриканских рабов, и к середине шестнадцатого века в Южную Америку прибывали уже тысячи южноафриканцев.
Колонизация Ирландии стала для англичан своего рода подготовкой к завоеванию Северной Америки. Действительно, первые попытки основать поселения на вновь открытом континенте предпринимались такими людьми, как сэр Уолтер Рэйли и сэр Хамфри Джилберт, всегда выступавшими в авангарде покорения Ирландии.
Покорители Америки считали индейцев чем-то вроде ирландцев, и зачастую их сравнивали. Кроме того, индейцев и ирландцев истребляли под одним и тем же предлогом.
Историк Николас Кэнни свидетельствует:
«Первоначально англичане утверждали, что их миссия — привнести цивилизацию… Когда отношения между ними и индейцами стали обостряться, все отнесли на счет варварства местного населения.
После индейского восстания 1622 года мы обнаруживаем, что колонизаторы возликовали, сняв с себя всякую ответственность за свои действия.»
Англия вступила в работорговлю еще в период правления Елизаветы I. Первая экспедиция за рабами в Южную Африку снаряжалась по личному благословению королевы.
Первый закон, направленный против чернокожих в Англии, вступил в силу в 1596 году: Елизавета приказывала «выслать из страны всех окрашенных».
Последующее развитие работорговли дало толчок расизму, которым европейцы пытались оправдать свое обращение с порабощенными африканцами. (9)
Джон Г. Барнетт
Перевел с английского Юрий Шимановский
Изгнание Чероки
Рассказ именинника, Джона Г. Барнетта, бывшего рядового 2-го полка, 2-й бригады горной пехоты армии США, принимавшего участие в кампании под командованием капитана Абрама Мак-Клиллана по изгнанию индейцев племени Чероки в 1838-1839 гг. Дети мои! Сегодня мой день рожденья, 11 декабря 1890 года. Мне исполнилось восемдесят лет. Родился я в Кингс Айрон Воркс, графство Салливан, Теннесси 11 декабря 1810 года. Я вырос и возмужал в диких лесах, где охотился на оленя, кабана, волка или рыбачил в Бобровом Ручье. Бывало так, чтоцелые недели я проводил в глуши девственных лесов, не имея более никаких товарищей кроме ружья, охотничьего ножа и маленького топорика, которыйя носил на поясе.
Во время этих продолжительных охотничьих экспедиций я встречал много людей из племени Чероки, с которыми подружился. Рука об руку я охотился с ними днем, а ночью спал у огня их очагов. Я научился разговаривать на их языке, узнал науку разгадывания следов, установки капканов и силков.
Один раз я нашел в лесу раненного мододого индейца, который был подстрелен какими-то бродягами. Ему удалось убежать от погони и спрятаться в расщелине скалы. Бедняга так ослабел от потери крови что не мог самостоятельно передвигаться и уже умирал от жажды. Я перетащил его к ручью, перевязал рану. Построил шалаш из веток и коры, которые в изобилии имелись на сухом каштановом дереве поблизости. Долгое время я заботился об этом человеке, кормил его каштанами и жаренной олениной.
Когда он поправился настолько, что смог ходить, я сопроводил его до дома в индейской деревне и оставался там так долго, что меня успели зачислить в пропавшие без вести. За это время я стал истинным виртуозом в стрельбе из ружья и лука, искусным звероловом.
Изгнание Чероки с их земли застало меня в 1838 году рядовым срочной службы американской армии, когда я был совсем еще молодым человеком. Будучи знаком со многими индейцами и свободно говоря на из языке, я был направлен переводчиком в Страну Дымящихся Гор в мае 1838, где стал свидетелем одного из самых жутких событий в истории американских войн.
Беззащитных людей выволакивали из их домов и штыками загоняли на сборные пункты. На моих глазах октябрьским утром, под ледяным дождем их как стадо овец погрузили в шестьсот сорок пять фургонов и отправили на запад.
Никогда мне не забыть горе и ужас того утра. Вождь — христианин Джон Росс прочел молитву, и когда по сигналу горна обоз тронулся, люди привстав прощались со своими домами, зная что покидают их навсегда. Многие из этих несчастных не имели ни одеял ни теплой одежды ни даже обуви на ногах. Такими их выгнали из домов.
Семнадцатого ноября мы попали в бурю с градом и мокрым снегом при минусовой температуре, и до самого окончания нашего путешествия в 26-го марта 1839 г., условия существования индейцев были просто кошмарными. Им приходилось спать в фургонах или прямо на земле без огня. Дорога в изгнание стала для них дорогой смерти. Я помню, как только в одну ночь двадцать два человека погибло от пневмонии, усталости, унижения.
Среди них была и жена вождя Росса, настоящая красавица. Эта благородная женщина отдала свое единственное одеяло больному ребенку и осталась под дождем на ледяном ветру безо всякой защиты. Через несколько часов она умерла от воспаления легких.
Я совершил длинное путешествие вместе с чероки и сделал все, что может сделать простой солдат, чтобы помочь им. Стоя на посту я неоднократно оставался в одной рубашке, в надежде что мой плащ спасет жизнь кому-нибудь из этих несчастных. Я стоял на посту и в ту ночь, когда умерла миссис Росс. Сдав пост в полночь я не ушел спать, а оставался у фургона вождя.
На рассвете капитан Мак-Клиллан отправил меня помогать на ее (и не только ее) похоронах. Тело погребли в неглубокой могиле и обоз двинулся дальше.
Будучи молодым человеком, я, конечно, не избегал контактов с индейскими девушками. Многие из них пели для меня свои горные песни. Немало из них в свое время побывало и под моим одеялом. Но все было искренне. За время моего близкого общения с народом Чероки, с октября 1829 и до марта 1839, я не встретил ни одной проститутки. Один раз у меня вышла стычка с сослуживцем, жестоким человеком по имени Бен Мак-Донал. Случилось так, что прямо у меня на глазах он избил кнутом дряхлого старика, загоняя его в фургон. Вид этого бедняги, почти слепого, извивающегося под ударами хлыста, переполнил чашу моего терпения. Я попытался остановить Мак-Донала, но это перешло в личную ссору и он хлестнул меня прямо по лицу, глубоко располосовав щеку. И я не сдержался. Маленький топорик по-прежнему висел у меня на поясе. Вскоре Мак-Донала уволокли с места событий.
Я попал под арест. Но младший лейтенант Генри Буллок и рядовой Илканайя Миллард, бывшие свидетелями драки рассказали капитану Мак-Клиллану, как все случилось, и до суда дело не дошло. Много лет спустя в Бристоле я повстречал лейтенанта Рили и младшего лейтенанта Буллока. Тот шутя напомнил, что дело против меня так и не закончено и поинтересовался, долго ли я намерен оттягивать судебное разбирательство. Мак-Донал, насколько я знаю, выздоровел и еще в 1851 году работал речным матросом где-то в Мемфисе, Теннесси.
Длинное, полное горя путешествие на Запад закончилось 26-го марта 1839 года, оставив на по пути четыре тысячи безымянных могил, вереница которых протянулась от подножия Дымящихся Гор до так называемых западных индейских территорий. А причиной всех бедствий племени Чероки стала обычная человеческая алчность. Начиная с Фердинанда Десото, совершившего в 1540 году потешествие по индейским землям, стало доброй традицией искать золото в Стране Дымящихся Гор. Надо прзнать, традиция эта имела объяснение. Еще в 1829 году, в Ичате на рождественском карнавале я видел индеанок с украшениями, похожими на золотые. В 1828 году индейский мальчик продал золотой самородок белому торговцу. И этот кусочек металла стал приговором всему народу Чероки. В короткое время страна была перевернута кверху дном вооруженными отрядами, утверждавшими, что они — правительственные чиновники, прибывшие позаботиться об индейцах.
Творимые ими злодейства просто растоптали всякое понятие о цивилизованных людях. Землю забирали, дома жгли, а людей расстреливали.
Вождь Яналуска был лично знаком с президентом Эндрю Джексоном. Вместе с отрядом из пятисот отборных воинов — чероки он помог Джексону выиграть сражение у Лошадиной Подковы, потеряв тридцать три человека убитыми. В тот день Яналуска самолично проломил череп воину из враждебного племени Криков, когда тот совсем уже собирался убить будущего президента. Вождь Росс послал Яналуску в Белый Дом просить защиты. Но Джексон был безразличен и холоден к отважному сыну лесов, кто спас ему жизнь. Выслушав просьбу он бросил: «Аудиенция закончена, сэр. Ничего не могу для вас сделать».
Судьба народа Чероки была решена. Вашингтон объявил, что индейцы должны быть переселены на Запад, а их земли передаются белым. В мае 1838 года четыре тысячи солдат и три тысячи добровольцев под командованием генерала Винфилда Скотта вторглись в индейскую страну и вписали самую черную страницу в американскую историю.
Мужчин, работающих в полях, арестовывали и гнали на сборные пункты. Женщин выталкивали из домов. А они в большинстве даже не понимали языка, на котором говорили солдаты. Детей отнимали у родителей и собирали в отдельных загончиках, где земля вместо подушки, а небо вместо одеяла. Стариков и немощных гнали штыками.
В одном доме случилось горе. Умер ребенок. Мертвый малыш лежал на медвежьих шкурах и женщины готовили его к погребению. В этот момент всех арестовали и выгнали на улицу. Я так и не знаю, кто похоронил тело.
В другом доме жила одинокая мать, вдова с тремя детьми. Один — совсем еще младенец. Когда за ней пришли, она прочла молитву на своем языке, попрощалась со старым верным псом, привязала младенца за спиной, двоих других детей взяла за руки и отправилась в изгнание. Но испытание оказалось не по силам. У нее случился сердечный приступ и она упала в реку вместе с младенцем за спиной и двумя другими детишками, продолжавшими цепляться за ее руки.
Этот случай произошел на глазах вождя Яналуски, спасшего жизнь президенту Джексону. Слезы текли по его щекам, когда он обратил лицо к небу и промолвил: «Господи, если бы в сражении у Лошадиной Подковы я знал то, что знаю теперь, история Америки пошла бы другим путем.» Сегодня, в 1890-м году, эти события все еще слишком свежи и молодые люди могли бы понять весь ужас злодеяния, совершенного против беззащитного народа. Но факты уже надежно скрыты от молодежи. Современные школьники даже не знают что живут на земле людей, штыками выгнанных на чужбину для удовлетворения жажды золота.
Будущие поколения прочтут и заклемят позором это преступление. Но я надеюсь, они не осудят простых солдат, вроде меня. У нас не было выбора, как и у тех четырех чероки, которых генерал Скотт заставил убить одного из вождей вместе с его детьми.
Спустя двадцать пять лет после описанных событий мне посчастливилось встретить большую группу чероки в военной форме в составе армии южан под командованием полковника Томаса. Они стояли в Золликоффере и я, конечно, отправился проведать их. Большинство из них во время переселения были еще детьми, но они тотчас же узнали во мне «доброго солдата».Свободно разговаривая на их языке, я провел с ними незабываемый день. Я узнал, что вождь Джон Росс до сих пор руководит своим племенем. Как знать, быть может он жив и теперь. Это благородный человек, хлебнувший немало горя. Eго арестовывали, бросали в грязную тюрьму, но сломить не смогли.
Его жена пожертвовала собой, спасая больную девочку. Англо-саксы должны бы воздвигнуть монумент во славу ее самопожертвования. Девочка тогда поправилась, а сама миссис Росс спит в безымянной могиле за сотни миль от родного дома.
Когда генерал Скотт оккупировал индейскую страну, многим чероки удалось сбежать далеко горы и скрыться в пещерах. Избежав участи многих других, они и по сей день там. Неоднократно я собирался посетить вновь Страну Дымяшихся Гор чтобы разыскать их, но по разным причинам этот замысел приходилось откладывать, а теперь я уже слишком дряхл для такого путешествия. Годы летят стремительно, и старость незаметно одолела меня.
Я могу поклясться, что ни ружье мое ни нож не пролили ни капли крови народа Чероки. Я могу поклясться также, что сделал все, что мог сделать простой солдат, когда они нуждались в помощи и защите. И спустя двадцать пять лет я еще жил в их памяти как «добрый солдат».
Однако убийство есть убийство, независимо от того, совершается ли оно бандитом под покровом ночи или людьми в униформе, марширующими под музыку военного оркестра. Убийство есть убийство, и кто-то должен ответить. Кто-то должен объяснить потоки крови, затопившие идндейскую страну летом 1838 года. Кто-то должен объяснить четыре тысячи могил, протянувшихся вдоль тропы изгнания Чероки. Я хотел бы забыть, но до последнего дня так и будут двигаться перед моими глазами те шестьсот сорок пять фургонов с их кошмарным «грузом». Пусть историк будущего расскажет о слезах и ужасе тех дней. И да воздаст Высший Судия каждому по делам его.
На этом, дети мои, я и заканчиваю свой рассказ, подготовленный ко дню рождения. Сегодня 11-е декабря 1890 года.
Этот рассказ трудно комментировать. Он, собственно, и не нуждается в комментариях. Жаль, что Высший Судия так и не прочел воспоминаний рядового Джона Барнетта, и подобным историям свойственно повторяться. Дальнейшая же судьба героев этого рассказа сложилась так: Верховный вождь Джон Росс в самом конце гражданской войны попал в плен к северянам и умер в Филадельфии, в 1866 году. Это был необычайно образованный, интеллигентный человек, мечтавший создать справедливое и демократическое государство Чероки. В годы его правления, с 1828 г, В Стране Дымящихся Гор издавалась газета «Феникс Чероки», которая имела англоязычную версию и была известна даже в Европе.
В 1999 году на могиле Джона Росса была установлена бронзовая плита с надписью «В память о тех, кто пережил изгнание».
Вождь Яналуска (правильное его имя Тсунулахунски) как и Росс похоронил жену во время переселения. Сумел вернуться на родину и умер в 1868 году в возрасте ста с лишним лет. В его честь названа горная вешина и озеро в Северной Каролине.
Полковник Уильям Томас. Один из командиров армии южан. Верный друг вождя Яналуски. После войны стал сенатором. На собственные деньги он выкупил значительную часть индейских земель и, пользуясь правом частной собственности, способствовал частичному переселению индейцев обратно. Сами они не имели права возвращаться. А «западные индейские территории» принадлежали индейцам до тех пор, пока там не нашли нефть. Случилось это в начале двадцатого века. После этого земли были отобраны и преобразованы в штат Оклахома.
Джон Барнетт, автор рассказа, скончался в возрасте восьмидесяти двух лет 21-го января 1893 г.
Фото из индейских резерваций (в основном, резервация Havasupai). Пустынная местность служила естественным, природным концлагерем, где без растраты боеприпасов правительство США эффективно боролась с непокорным народом.
Миннесота, резервация, 1920-30-е годы
Вождь Джозеф
(Воспоминания индейца из племени «не персе»)
Первые жертвы Pax Americana
Друзья мои, меня попросили раскрыть перед вами сердце. Я рад такой возможности. Я хочу, чтобы белые люди поняли мой народ. Некоторые из вас думают, что индеец подобен дикому зверю. Они сильно заблуждаются. Я расскажу вам все о моем народе, и тогда вы сможете судить, человек ли индеец. По-моему, многих бед и кровопролитий можно избежать, если мы честно откроем друг другу наши сердца. Я расскажу вам по-своему, как смотрит на жизнь индеец. У белых больше слов, чтобы рассказать вам, каким они видят индейца, но, чтобы открыть правду, не надо много говорить. Мои слова будут идти от сердца, и я буду откровенен. А-кум-кин-и-ма-ме-хут (Великий Дух) смотрит на меня и слышит мои слова.
Мое имя Ин-мут-ту-уа-лат-лат (Несущийся Через Горы Гром). Я вождь племени вал-лам-вам-кин (проколотых носов — не персе). До меня вождем был мой отец. Мистер Сполдинг, миссионер, назвал моего отца Джозефом, когда тот был молодым. Отец умер несколько лет назад. Его руки не были запятнаны кровью белых людей. Он оставил по себе добрую память. Он учил меня делать моему народу добро.
Наши отцы передали нам много законов, которые они узнали от своих отцов. Это были хорошие законы. Они учили нас обращаться с другими людьми так, как они обращаются с нами. Учили нас никогда не нарушать первыми уговор; учили, что лгать стыдно, учили нас говорить только правду; учили, что стыдно отбирать у человека его жену или имущество, не заплатив. Нас учили, что Великий Дух все видит и слышит и никогда не прощает; что он даст поэтому прибежище душе каждого по его заслугам: если человек был хорошим, его душа получит хороший дом, если же он был плохим, то получит дом плохой. Я верю в это, в это же верят и все мои люди.
Мы не знали, что, кроме индейцев, на свете существуют другие люди, пока примерно сто зим тому назад в наших краях не появились люди с белыми лицами. Они привезли много разных вещей, чтобы обменивать их на меха и шкуры. У них был табак, которого мы прежде не знали. Они принесли кремневые ружья, которые пугали наших женщин и детей. Разговаривать с этими белыми наши люди не могли, но пришельцы объяснялись понятными всем знаками. Это были французы, и они назвали нас людьми с проколотыми носами, потому что в носу мы носили для красоты кольца. Теперь мало кто у нас носит эти кольца, но зовут нас, как прежде. Эти французские трапперы говорили нашим отцам очень много такого, что запало нам в сердце. Что-то было для нас хорошо, что-то плохо. Мнения наших людей об этих французах разделились. Некоторые считали, что нас больше научили плохому, чем хорошему. Индеец уважает смелых и презирает трусов. Он любит речи прямые и ненавидит речи коварные. Французские трапперы говорили нам иногда правду, а иногда лгали.
Первыми белыми людьми, которые пришли к нам в страну, были Льюис и Кларк. Они принесли много такого, чего мы никогда не видали. Они говорили откровенно, и наши люди устроили в их честь большой праздник, доказав этим свое дружеское расположение. Пришельцы были очень добры. Они преподнесли подарки нашим вождям, а наши люди одарили их. У нас было очень много лошадей, и белые взяли сколько захотели, а они за это дали нам ружья и табак. Все индейцы племени не персе стали друзьями Льюиса и Кларка, разрешили им проезжать через свои земли и обязались никогда не воевать с белыми людьми. Это обещание не персе ни разу не нарушили. Ни один белый не может обвинить их в вероломстве. Не персе всегда гордились дружбой с белыми людьми. Когда мой отец был еще юношей, в наши края пришел белый человек (преподобный мистер Сполдинг), который рассказывал о боге. Он говорил нашим людям добрые слова, и они его полюбили. Вначале он молчал о желании белых людей поселиться на наших землях. Об этом ничего не было известно, пока зим двадцать тому назад к нам не пришли белые люди. Они построили себе дома и фермы. Наши люди сначала не возражали против этого. Они считали, что всем хватит места, чтобы жить в мире. Они научились у белых людей многому, что казалось хорошим. Но вскоре обнаружилось, что белые люди очень быстро богатеют и хотят завладеть всем, что имеют индейцы. Мой отец первым разгадал замыслы белых и предостерегал своих сородичей, чтобы они торговали с белыми осторожно. Люди, жадные до денег, казались ему подозрительными. Я тогда был мальчиком, но прекрасно помню предостережения отца. Он был дальновиднее других.
Потом появился белый офицер (губернатор Стивенс), который пригласил всех индейцев племени на совет для составления договора. Совет открылся, и он откровенно сказал, чего хочет. Стивенс сообщил, что в эти места приехало уже очень много белых людей и приедет еще больше; надо разграничить землю так, чтобы индейцы и белые могли разделиться. Чтобы все жили в мире, сказал он, индейцы должны иметь свою территорию и на ней оставаться. Мой отец, который представлял свое племя, наотрез отказался участвовать в этом совете, потому что он хотел остаться человеком свободным. Он заявил, что никто из людей не владеет какой-либо частью земли и поэтому не может продать то, чем не владеет.
Мистер Сполдинг взял отца за руку и сказал: «Иди и подпиши договор!» Отец оттолкнул его со словами: «Зачем ты просишь меня подписать договор и отказаться от моей земли? Твое дело — говорить с нами о боге, а не уговаривать нас распроститься с нашей землей». Губернатор Стивенс понуждал отца подписать договор, но безуспешно. «Я не подпишу вашу бумагу, — сказал отец, — вы ходите, где хотите, также и я; вы не ребенок, я тоже; я думаю своей головой. Никто не может думать за меня. У меня нет другого дома, кроме этого. И я его никому не отдам. Иначе мои люди останутся без родного очага. Убери свою бумагу. Моя рука ее не коснется».
Отец ушел с совета. Несколько вождей других групп, принадлежавших к не персе, подписали договор, и губернатор Стивенс подарил им одеяла. Мой отец предупреждал людей, чтобы они не брали подарки. «Потому что, — говорил он, — через некоторое время белые заявят, что вы получили за свою землю плату». С тех пор четыре группы племени не персе каждый год получали от Соединенных Штатов ренту. Отца моего много раз приглашали на советы и делали все, чтобы заставить его подписать договор, но он был тверд как скала и не хотел передавать белым права на свой дом. Из-за его отказа в племени начались разногласия.
Через восемь лет (в 1863 году) состоялся следующий совет. Вождь, которого за умение говорить называли Юристом, главенствовал на этом совете и продал почти все земли не персе. Отца на совете не было. Он говорил мне: «Когда идешь на совет для переговоров с белыми, всегда помни о своей земле. Не отдавай ее. Белые люди обманом лишат тебя родного дома. Я не взял от правительства Соединенных Штатов никакой платы. Я никогда не продавал своей земли». Во время заключения этого договора Юрист выступил от имени и нашего племени, не имея на то полномочий. Он не имел права продавать нашу Уаллоуа — долину извилистых вод. Она всегда принадлежала людям моего отца, и другие индейцы никогда не оспаривали нашего на нее права. Никто из индейцев не претендовал на Уаллоуа.
Чтобы все знали, какая земля наша, отец установил вокруг нее шесты и сказал: «Внутри — дом моих людей. Белые могут занимать землю за шестами. В пределах этой границы родились все наши люди. Она окружает могилы наших предков, и мы никогда их никому не отдадим».
Правительство Соединенных Штатов заявило, что оно купило у Юриста и других вождей все земли племени не персе, лежащие за пределами резервации Лапуай, но мы продолжали мирно жить на этой территории, пока восемь лет назад белые люди не стали переходить границу, обозначенную моим отцом. Мы предупреждали их, что это очень плохо, но они не хотели уходить с нашей земли, и началась вражда. Белые изображали дело так, будто мы вступили на тропу войны. Они наговаривали на нас своим властям.
Правительство Соединенных Штатов снова потребовало собрать совет для заключения договора. Мой отец был уже слаб и слеп. Он больше не мог представлять свой народ. Вот тогда я стал вождем вместо отца. На этом совете я впервые обратился с речью к белым. Я сказал агенту, проводившему совет: «Я не хотел приходить на этот совет, но пришел в надежде, что мы избежим кровопролития. У белых нет никакого права приходить и занимать нашу землю. Мы никогда не брали от правительства подарков. Ни Юрист, ни какой-либо другой вождь не имеют полномочий продавать эту землю, которая всегда принадлежала моему народу. Она досталась нам от наших отцов, и мы будем защищать ее, пока хоть капля крови будет согревать сердца наших людей». Агент сказал, что в Вашингтоне он получил от Великого Белого Вождя приказ: наше племя должно уйти в резервацию Лапуай, и, если мы подчинимся, он нам во многом поможет. «Вы должны отправиться в резервацию», — сказал агент. Я ему ответил: «Я этого не сделаю. Мне ваша помощь не нужна, у нас всего достаточно, и мы будем счастливы и довольны, если белые оставят нас в покое. Резервация слишком мала для такого множества людей со всем, что им принадлежит. Оставьте подарки себе; мы можем пойти в ваши города и заплатить за то, что нам надо; у нас хватает для продажи лошадей и скота, и нам от вас никакой помощи не нужно; сейчас мы свободны; мы можем идти, куда захотим. Здесь родились наши отцы. Здесь они жили, умерли, похоронены. Мы их никогда не бросим». Агент уехал, и мы долго жили спокойно.
Вскоре после этого отец прислал за мной. Я увидел, что он умирает. Я взял его руку в свою. Он сказал: «Сын мой, тело мое возвращается к матери-земле, а дух мой очень скоро увидится с Великим Духом. Когда я умру, думай о своей земле. Ты вождь этих людей. Они ждут, что ты поведешь их за собой. Всегда помни, что твой отец никогда не продавал эту землю. Если тебя будут просить подписать договор о продаже родных мест, оставайся к этому глух. Через несколько лет белые люди окружат тебя со всех сторон. Они облюбовали для себя это место. Мой сын, никогда не забывай моих предсмертных слов. Эта земля примет тело твоего отца. Никогда не продавай кости отца и матери». Я сжал руку отца и сказал ему, что буду защищать его могилу, пока не погибну. Отец улыбнулся и ушел в страну духов.
Я похоронил его в этой прекрасной долине извилистых вод. Я люблю эту землю больше всего на свете. Человек, который не почитает могилу своего отца, хуже дикого зверя.
Некоторое время мы жили спокойно. Но долго продолжаться так не могло. В горах, окружавших долину извилистых вод, белые нашли золото. Они украли у нас много лошадей, и мы не могли их вернуть, потому что были индейцами. Выручая друг друга, белые лгали. Они угнали у нас очень много скота. Некоторые белые клеймили наш молодняк, чтобы заявить потом, что это их скот. Мне казалось, что кое-кто из белых делал это в Уаллоуа нарочно, чтобы развязать войну. У нас не было друга, который мог бы по нашей просьбе вести наши дела в судах. Белые знали, что мы были недостаточно сильны для борьбы с ними. Я делал все возможное, стараясь избежать кровопролития. Мы уступили белым часть нашей земли, надеясь, что они оставят нас в покое. Мы ошиблись. Белым все было мало. Когда правительство, выступая против других индейцев, обращалось к нам за помощью, мы никогда ему в ней не отказывали. Когда белые бывали в меньшинстве и перевес сил был на нашей стороне, мы могли бы их всех перебить, но не персе хотели жить в мире.
По-моему, о старом договоре нам никогда не говорили правды. Если когда-то земля эта была нашей, то она наша и сейчас — ведь мы ее никогда не продавали. Во время совета посредники, ссылаясь на договор, заявляли, что наша земля была продана правительству. Предположим, приходит ко мне белый и говорит: «Джозеф, мне нравятся твои лошади, и я хочу их купить». Потом он идет к моему соседу и говорит ему: «У Джозефа хорошие лошади, я хочу их купить, но он не хочет их продавать». Мой сосед отвечает белому: «Заплати мне, и я продам тебе лошадей Джозефа». Белый снова приходит ко мне и говорит: «Джозеф, я твоих лошадей купил, и ты должен их мне отдать». Если мы продали свои земли правительству, то они были куплены таким вот способом.
Ссылаясь на договор, заключенный другими племенными группами не персе, белые предъявляли права на мои земли. Нам приходилось очень туго, когда белые скапливались у границы наших владений. Среди них были хорошие люди, и мы с ними мирно уживались, но не все были хорошими.
Почти каждый год из Лапуая являлся агент и приказывал нам перебираться в резервацию. А мы отвечали ему, что нам хорошо и в Уаллоуа. Мы предусмотрительно отказывались брать у него подарки и ренту, которую он предлагал.
С тех пор как белые пришли в Уаллоуа, они все время нас запугивали и насмехались над нами… Они не давали нам покоя. У нас было среди белых несколько хороших друзей, и всякий раз они советовали моим людям в ответ на выходки белых не браться за оружие. Наши молодые воины были очень вспыльчивы, и мне стоило большого труда удерживать их от опрометчивых поступков. С юных лет я нес тяжкое бремя ответственности. Я понял, что мы не сможем устоять перед белыми. Мы были подобны оленям. Они же — словно медведи гризли. У нас земли было мало, а у них много. Мы хотели, чтобы все оставалось так, как создал Великий Дух. А они — нет, и они бы переделали реки и горы, если бы те им мешали.
Год за годом нас запугивали, но войны против моего народа не начинали, пока два года назад к нам не пришел генерал Ховард и не сказал, что он — главный военачальник белых над всей этой землей. Он объявил: «Со мной много солдат. Я приведу их сюда, и тогда мы поговорим снова. Я не позволю никому из индейцев смеяться надо мной, когда я приду вновь. Эта земля принадлежит правительству, и я полон решимости заставить вас уйти в резервацию».
Я возражал против его намерения привести на земли не персе еще больше солдат. В одном здании в форте Лапуай их всегда было полно.
Весной следующего года агент из форта Уматилла прислал мне гонца-индейца сказать, чтоб я встречал генерала Ховарда в Уаллоуа. Сам пойти туда я не мог, но послал брата и пять других вождей встретить генерала, и они долго разговаривали.
Генерал Ховард сказал: «Вы говорили откровенно, и это хорошо. Вы можете остаться в Уаллоуа». Генерал настоял, чтобы мой брат и сопровождавшие его индейцы отправились с ним в форт Лапуай. Когда они туда прибыли, генерал Ховард разослал гонцов и созвал всех индейцев на большой совет. Я участвовал в нем. Я сказал генералу Ховарду: «Мы готовы слушать». Он ответил, что сейчас говорить не будет, а проведет совет на следующий день и тогда все честно скажет. Я сказал генералу Ховарду: «Я готов вести переговоры сегодня. Я участвовал во многих советах, но мудрее не стал. Все мы рождены женщиной, хотя во многом и непохожи. Нас нельзя переделать. Вы такие, какими вас создали, и таким останетесь. Мы такие, какими нас создал Великий Дух, и вы нас переделать не можете. Тогда зачем детям одной матери и одного отца враждовать, почему один должен обманывать другого? Я не верю, что вождь Великий Дух дал одним людям право говорить другим людям, что они должны делать».
Генерал Ховард ответил: «Ты не признаешь моей власти, не так ли? Хочешь диктовать мне условия, не так ли?»
Тогда один из наших вождей — Ту-хул-хул-соте — поднялся с места и сказал генералу Ховарду: «Вождь Великий Дух создал мир таким, какой он есть и каким он хотел его видеть, и часть его он отдал нам, чтобы мы тут жили. Не понимаю, кто дал тебе право говорить, что мы не должны жить там, где он нас поместил».
Генерал Ховард разозлился и сказал: «Замолчи! Я не хочу больше слушать эту болтовню. Закон велит вам отправляться в резервацию и жить там, и я требую, чтобы вы это выполнили, но вы упорно не желаете повиноваться закону (он имел в виду договор). Если вы не уйдете, я займусь этим сам, и вы мне заплатите за свою строптивость».
Ту-хул-хул-соте на это ответил: «Кто ты такой, что требуешь, чтобы мы говорили, а потом запрещаешь мне говорить? Разве ты Великий Дух? Разве ты создал мир? Разве ты создал солнце? Разве по твоей воле текут реки, чтобы нас поить? Разве по твоей воле растет трава? Разве все это создано тобой, что ты говоришь с нами, как с мальчишками? Если все создано тобой, тогда ты вправе говорить, как говоришь».
Генерал Ховард ответил: «Ты упрямый человек, и я посажу тебя под арест»,- и приказал солдатам арестовать вождя.
Ту-хул-хул-соте не сопротивлялся. Он спросил генерала Ховарда: «Это твой приказ? Для меня он не имеет значения. Я открыл тебе свое сердце. И назад своих слов не возьму. Я говорил в защиту своей земли. Ты можешь меня арестовать, но не можешь меня переделать или заставить отказаться от того, что я сказал».
Подошли солдаты, схватили моего друга и отвели в караульное помещение. Мои люди стали перешептываться, решая, должны ли они это допускать. Я советовал им покориться. Я знал, что стоит нам оказать сопротивление, и все присутствующие белые, включая генерала Ховарда, будут убиты и мы окажемся виноваты. Стоило мне промолчать, и генералу Ховарду никогда бы уже не пришлось отдать другой несправедливый приказ против моих людей. Я видел опасность и, пока Ту-хул-хул-соте тащили в караулку, встал и сказал: «Теперь я буду говорить. И не важно, арестуешь ты меня или нет». Я повернулся к своим людям и сказал: «Ту-хул-хул-соте арестовали несправедливо, но мы не станем обижаться на это оскорбление. Нас пригласили на этот совет, чтобы мы раскрыли наши сердца, и мы это сделали». Ту-хул-хул-соте продержали в тюрьме пять дней и только потом выпустили.
На этом совет прервался. Утром генерал Ховард пришел к моей палатке и пригласил меня, Белую Птицу и Зеркало отправиться с ним и присмотреть для моих людей землю. Мы поехали, иногда мы проезжали мимо хороших земель, уже занятых индейцами и белыми. Генерал Ховард сказал, указав на эти земли: «Если вы поедете в резервацию, я уберу отсюда этих людей и отдам эти земли вам».
Я ответил: «Нет. Было бы несправедливо обижать этих людей. Я не имею права занять их дома. Я никогда не брал того, что мне не принадлежало. И теперь не возьму».
Целый день ехали мы по резервации и не нашли незанятых хороших земель. Надежный человек сказал мне, что в ту же ночь генерал Ховард отправил письмо, приказав солдатам идти из Уолла Уолла в долину Уаллоуа и, когда мы вернемся домой, выгнать нас оттуда.
На следующий день во время совета генерал Ховард грубо сказал мне, что он дает моим людям тридцать дней для того, чтобы они вернулись домой, собрали свое имущество и переехали в резервацию. «Если вы туда за это время не прибудете, — добавил он, — я сочту, что вы хотите сражаться, и пошлю своих солдат вас выгнать».
Я сказал: «Войны можно и нужно избежать. Я не хочу войны. Мои люди всегда были друзьями белых людей. Почему ты так спешишь? Тридцать дней мне мало, чтобы собраться в путь. Наши стада находятся не в одном месте, и вода в Снейк Ривер высока. Давайте подождем до осени, когда вода спадет. Нам нужно время, чтобы поохотиться и сделать запасы на зиму».
Генерал Ховард ответил: «Если вы задержитесь хоть на один день, придут солдаты и погонят вас в резервацию, а весь ваш скот и лошади, которые к тому времени останутся за пределами резервации, попадут в руки белых людей».
Я знал, что никогда моей земли не продавал и что в Лапуае у меня земли не было, но я не хотел кровопролития. Не хотел, чтобы моих людей убивали. Белые уже убили кое-кого из наших, но убийц за это никто не наказал. Я сказал об этом генералу Ховарду и повторил, что войны не хочу. Я хотел, чтобы жившие в Лапуае собрали свой урожай.
В душе я решил отдать свою землю — лишь бы не было войны. Я отдам могилы моих отцов. Я отдам все, лишь бы на руках белых людей не было крови моего народа.
Генерал Ховард отказался дать мне больше тридцати дней на переселение моих людей вместе с имуществом. Я уверен, что он сразу же начал готовиться к войне.
Вернувшись в Уаллоуа, я увидел, что мои люди очень встревожены — ведь солдаты уже пришли в долину Уаллоуа. Мы держали совет и решили во избежание кровопролития немедленно отправиться в путь.
Ту-хул-хул-соте, очень озлобленный арестом, призывал к войне и склонил многих молодых людей выступить с оружием в руках, чтобы их не выгнали из родных мест, как собак. Он заявил, что только кровь смоет нанесенное ему генералом Ховардом оскорбление. Много понадобилось твердости, чтобы противостоять таким речам, но я заставил своих людей сохранять спокойствие и не начинать войны.
Мы собрали все запасы, какие смогли найти, и двинулись. В Уаллоуа мы оставили много лошадей и скота и несколько сот голов потеряли при переправе через реку. Всем моим людям удалось через нее благополучно перебраться. В Скалистом Каньоне на большой совет собралось много людей племени не персе. Я пришел со всеми своими людьми. Совет продолжался десять дней. Много было воинственных речей, многие горячились. Пять лет назад белые убили отца одного молодого воина. Кровь этого человека запятнала белых, и воин покинул совет, призывая к мести.
Я снова советовал сохранить мир и думал, что опасность уже миновала. Мы не выполнили приказа генерала Ховарда, потому что не могли, но мы хотели это сделать как можно скорей. Я собирался покинуть совет, чтобы добыть мяса для своей семьи, когда пришла весть, что молодой воин, отца которого убили белые, ушел и с ним еще несколько вспыльчивых молодых воинов и что они убили четырех белых. Отомстивший за смерть отца молодой воин прискакал на совет и крикнул: «Что вы тут сидите, как женщины? Война уже началась». Я очень огорчился. Я понял, что войны не миновать, когда узнал, что мои молодые воины втайне от меня закупают боевое снаряжение. Затем я узнал, что арестованному генералом Ховардом Ту-хул-хул-соте удалось объединить сторонников
Я видел, что их действия втянут в войну всех моих людей, и понял, что предотвратить войну не удастся. Время было упущено. С самого начала я советовал сохранить мир. Я знал, что мы слабы для борьбы с Соединенными Штатами. Много бед постигло нас, но было ясно, что война принесет еще больше. У нас были хорошие друзья среди белых, и они советовали нам не вступать на тропу войны. Мой друг и брат, мистер Чэпмен, который был с нами, когда мы стали уходить, предсказывал, чем кончится война. Мистер Чэпмен перешел на сторону противника и стал помогать генералу Ховарду. Я его за это не виню. Он делал все, чтобы предотвратить кровопролитие. Мы надеялись, что белые фермеры не присоединятся к солдатам. Мы подробно обсудили это еще до начала войны, и многие из моих людей считали, что надо фермеров предупредить: если они не станут выступать против нас, то не пострадают в ходе войны, начатой генералом Ховардом. За такой план действий проголосовали на военном совете.
Среди моих были люди плохие, враждовавшие с белыми, и они до тех пор рассказывали на совете о своих обидах, пока не зажгли гневом сердца всех злобных воинов, участников совета. И все-таки мне не верилось, что войны нельзя избежать. Я знал, что мои молодые воины совершают великое зло, но я задавал себе вопрос: а кто в этом прежде всего повинен? Их тысячи раз оскорбляли; их отцов и братьев убивали; матерей и жен обесчещивали; они теряли рассудок от виски, которое им продавали белые; в довершение всего они лишились крова и были в отчаянии. Если б только я мог вернуть жизнь белым, которых убили мои люди, я отдал бы за это собственную жизнь. Я виню своих молодых воинов, виню и белых. Виню генерала Ховарда за то, что он не дал нам достаточно времени, чтобы вывезти наше имущество из Уаллоуа. Я не признаю за ним права приказывать мне покинуть Уаллоуа в любой срок. Я вообще отрицаю, что мой отец или я продали эту землю. Это по-прежнему наша земля. Возможно, она никогда больше не станет нашим домом, но здесь спит мой отец, и я люблю эту землю, как родную мать. Я оставил ее в надежде избежать кровопролития.
Если бы генерал Ховард дал мне больше времени и я успел бы собрать весь скот, а с Ту-хул-хул-со те обращались бы, как подобает обращаться с человеком, войны бы не было.
Мои друзья из числа белых обвиняли в войне меня. Меня винить не за что. Когда мои молодые воины начали убивать белых, сердце мое сжалось. Хотя я их не оправдываю, я помнил о всех нанесенных мне оскорблениях, и кровь моя кипела. И все же, если бы было возможно, я без боя увел бы своих людей в Страну Бизонов.
Другого пути избежать войны я не видел. Пройдя шестнадцать миль, мы перебрались через Уайт Берд Крик и там устроили привал, намереваясь собрать принадлежавший нам скот, но солдаты напали на нас, и произошло первое сражение. Нас было шестьдесят мужчин, а солдат сто. Бой длился всего несколько минут, и солдаты отступили. Тридцать три солдата было убито, семь ранено. В бою индеец стреляет, чтобы убить, а солдаты стреляют наугад. Ни с одного убитого солдата не сняли скальпа. Мы не считаем нужным снимать скальпы и убивать раненых. Солдатам же не удается убить много индейцев, если нет раненых, оставшихся на поле боя. Вот тогда солдаты добивают индейцев.
Через семь дней после первого боя генерал Ховард прибыл на земли племени не персе и с ним семьсот солдат. Теперь это уже была настоящая война. Мы переправились через Сэлмон Ривер, рассчитывая, что генерал Ховард станет нас преследовать. Мы не ошиблись. Он двинулся за нами, мы повернули, вышли ему в тыл и на три дня отрезали его от обоза. Ховард послал две роты, чтобы открыть дорогу. Мы атаковали их, убили одного офицера, двух проводников и десять солдат.
Мы отступили, рассчитывая, что солдаты станут нас преследовать, но им в тот день уже было достаточно. Они окопались, и наутро мы атаковали их снова. Битва длилась весь день и возобновилась с рассветом. Мы убили четверых и ранили человек восемь.
К этому времени генерал Ховард обнаружил, что мы у него в тылу. Через пять дней во главе трехсот пятидесяти солдат и фермеров он атаковал нас. Нас было двести пятьдесят воинов. Бой длился двадцать семь часов. Четырех наших убили и несколько человек ранили. Генерал Ховард потерял двадцать девять человек убитыми и шестьдесят ранеными.
На другой день солдаты атаковали нас, и мы отступили на несколько миль вместе с семьями и нашим скотом, оставив в руках генерала Ховарда восемьдесят палаток.
Обнаружив, что нас гораздо меньше, чем врагов, мы отступили в долину Биттеррут. Тут на нас вышли другие солдаты и потребовали, чтобы мы сдались. Мы отказались. Они сказали: «Вы не сможете пройти мимо нас». Мы отвечали им: «Мы пройдем мимо вас без боя, если вы нас пропустите, но мы все равно пройдем». Потом мы заключили с этими солдатами договор. Мы согласились никого не трогать, а они позволили нам без боя пройти через долину Биттеррут. Там мы купили у белых людей продовольствие и фураж.
Мы поняли, что с войной покончено. Мы хотели мирно уйти в Страну Бизонов, оставив на будущее решение вопроса о возвращении на наши земли.
С такими намерениями мы продвигались четыре дня и, решив, что беда уже миновала, остановились и заготовили шесты для палаток. Мы двинулись дальше и в конце второго дня увидели, как мимо нашего лагеря прошли трое белых. Думая, что уже заключен мир, мы их не тронули. Мы могли их убить или взять в плен, но мы не заподозрили в них шпионов, а они были ими.
Ночью солдаты окружили наш лагерь. На рассвете один из моих воинов вышел присмотреть за своими лошадьми. Солдаты увидели его и застрелили, как койота. И тут я понял, что это не те солдаты, которых мы оставили позади. Они вышли на нас с другой стороны. Нового военачальника белых звали Гиббон. Он атаковал нас, когда некоторые из моих людей еще спали. Схватка была жестокой. Некоторые из моих воинов проползли за спинами солдат и напали на них с тыла. Во время сражения мы потеряли почти все наши палатки, но в конце концов все же заставили генерала Гиббона отступить.
Убедившись, что захватить нас в плен ему не удастся, он послал в свой лагерь, располагавшийся в нескольких милях от нас, за большими ружьями (пушками), но мои люди поймали посланных и захватили все пушки и боеприпасы. В пушках мы испортили все, что смогли, а порох и снаряды унесли. В битве с генералом Гиббоном мы потеряли пятьдесят женщин и детей и тридцать воинов. Мы задержались, только чтобы похоронить наших погибших. Не персе никогда не воюют с женщинами и детьми; пока шла война, мы могли убить много женщин и детей, но нам было бы стыдно поступать так недостойно.
Мы никогда не снимали с наших врагов скальпы, но, когда генерал Ховард соединился с генералом Гиббоном, их проводники-индейцы вырыли из могил наших убитых и сняли с них скальпы. Мне сказали, что генерал Ховард не давал команды сотворить такое позорное дело.
Быстро, как только могли, отступали мы в Страну Бизонов. Через шесть дней генерал Ховард нагнал нас. Мы атаковали врага и захватили у него почти всех лошадей и мулов (голов двести пятьдесят). Затем мы направились в бассейн реки Йеллоустоун.
По дороге мы захватили белого мужчину и двух белых женщин. Через три дня мы их отпустили. Обращались с ними хорошо. Женщин не оскорбляли. Могут ли сказать мне белые солдаты, что они хоть раз, захватив в плен индейских женщин и продержав их три дня, отпустили их, не нанеся им оскорблений? Разве с женщинами не персе, попавшими в руки солдат генерала Ховарда, обходились так же уважительно?..
Спустя два дня мы захватили еще двух белых. Один из них украл лошадь и бежал. Другому мы сами дали плохую лошадь и сказали ему, что он свободен.
После девятидневного перехода мы оказались у входа в Кларкс Форк Йеллоустоун. Мы не знали, что сталось с генералом Ховардом, но думали, что он послал за новыми лошадьми и мулами. Он не появился, но нас атаковал другой военачальник (генерал Стёрд-жис). Мы сдерживали его натиск, пока не вывели всех наших женщин, детей и скот в безопасное место, а затем, оставив для прикрытия заслон, отступили.
Прошло несколько дней, но про генералов Ховарда, Гиббона и Стёрджиса ничего не было слышно. Мы поочередно отбили все их атаки и уже чувствовали себя в безопасности, когда на нас обрушился еще один отряд, под предводительством генерала (полковника) Майлса. За шестьдесят дней это был уже четвертый отряд, атаковавший нас, и каждый из них численно превосходил наши боевые силы.
Мы узнали про отряд генерала Майлса лишь незадолго до того, как он напал на нас, разделив наш лагерь надвое и захватив почти всех наших лошадей. Человек семьдесят и с ними я оказались отрезанными от остальных. Со мной была моя дочь двенадцати лет. Я дал ей веревку, велел поймать лошадь и присоединиться к тем, кого солдаты от нас отрезали. С тех пор я ее не видел, но знаю, что она жива и у нее все благополучно.
Я думал о жене и детях, окруженных теперь солдатами, и решил к ним пробиться или умереть. Взывая с мольбой к Великому Духу, который правит на небесах, я бросился безоружный сквозь цепь солдат. Мне казалось, что ружья стреляли справа, слева, впереди и сзади меня. Моя одежда была в клочьях и лошадь ранена, но я остался невредим. Когда я достиг своего жилища, жена дала мне ружье и сказала: «Вот твое ружье! Стреляй!»
Солдаты все время стреляли. Шестеро из моих людей были убиты рядом со мной. Десять — двенадцать солдат ворвались в наш лагерь, захватили две палатки, убив троих не персе и потеряв троих своих. Мы сражались на близком расстоянии, шагах в двадцати друг от друга; нам удалось оттеснить солдат на их исходный рубеж. Убитые солдаты остались в наших руках, мы захватили оружие и боеприпасы противника. В течение первых суток мы потеряли восемнадцать мужчин и троих женщин. Генерал Майлс потерял двадцать шесть солдат убитыми и сорок ранеными. На другой день генерал Майлс направил в мой лагерь под защитой белого флага своего посланца. Я велел моему другу Желтому Быку выйти ему навстречу.
Из слов посланца Желтый Бык понял, что генерал Майлс желает, чтобы я обдумал положение, потому что он не хочет напрасно убивать моих людей. Желтый Бык понял, что от меня требуют сдаться и тем предотвратить дальнейшее кровопролитие. Докладывая мне об этом, Желтый Бык усомнился в искренности предложения генерала Майлса. Я послал его ответить генералу, что еще не принял решения, но об этом подумаю и сразу же сообщу ему. Вскоре генерал направил ко мне проводников-индейцев с новым предложением. Я вышел, чтобы их встретить. Они сказали, что, по их мнению, генерал Майлс искренен и хочет мира. Я пошел в палатку генерала Майлса. Он встретил меня, и мы пожали друг другу руки. Генерал сказал: «Заходи, посидим у огня и все обсудим!» Я пробыл у него всю ночь. Утром Желтый Бык пришел узнать, жив ли я и почему не возвращаюсь.
Генерал Майлс не разрешил мне выйти из палатки, чтобы поговорить с моим другом наедине.
Желтый Бык сказал мне: «Они захватили тебя, и я боюсь, что они тебя уже не отпустят. У меня в лагере их офицер, и я буду держать его до тех пор, пока они не отпустят тебя на свободу».
Я ответил: «Не знаю, что они собираются со мной делать, но, если они меня убьют, ты не должен убивать офицера. Ничего хорошего не получится, если в отместку за меня вы убьете его».
Желтый Бык вернулся к своим. В тот день я ни о чем с генералом Майлсом не договорился. Пока я был у него, сражение возобновилось. Я очень боялся за своих людей. Я знал, что мы находимся неподалеку от лагеря Сидящего Быка в стране Короля Георга (Канаде), и подумал, что, быть может, бежавшие туда не персе вернутся с подкреплением. За ночь ни одна из сторон не понесла больших потерь.
На другое утро я по соглашению вернулся в свой лагерь, встретив у флага перемирия офицера, которого наши держали как заложника. Сдаваться нам или нет — мнения разошлись. Мы могли спастись и уйти из гор Биэр По, бросив наших раненых, стариков и детей. Этого мы делать не хотели. Нам не приходилось слышать, чтобы раненые индейцы, захваченные белыми, выживали.
К вечеру четвертого дня генерал Ховард пришел с небольшой охраной и моим другом Чэпменом. Теперь нам было легче договориться. Генерал Майлс сказал мне просто: «Если вы выйдете и отдадите оружие, я сохраню вам жизнь и отправлю в резервацию». Что произошло между генералом Майлсом и генералом Ховардом, я не знаю.
У меня не было больше сил смотреть на мучения наших раненых мужчин и женщин — мы уже и так многих потеряли. Генерал Майлс обещал, что мы сможем вернуться в Лапуай с тем, что у нас осталось. Мне подумалось, что мы сможем начать все сначала. Я поверил генералу Майлсу, иначе я бы никогда не сдался. Я слышал, что его осуждали за данное нам обещание позволить вернуться в Лапуай. Но тогда он мог договориться со мной только на таких условиях. Иначе я бы не давал ему передышки, пока мои друзья не пришли бы ко мне на помощь, а уж тогда ни один из генералов и их солдат не ушел бы из гор Биэр По живым.
На пятый день я пошел к генералу Майлсу, отдал ему свое ружье и сказал: «Я больше никогда не буду воевать». Мои люди нуждались в отдыхе, поэтому нам был нужен мир.
Мне сказали, что мы можем идти с генералом Майлсом к Танг Ривер и пробыть там до весны, а потом нас отправят обратно в наши края. В конце концов решили отправить нас к Танг Ривер. На это мы ничего не могли сказать. Когда мы прибыли в Танг Ривер, генерал Майлс получил приказ отправить нас в Бисмарк. Объясняли это тем, что содержать нас там будет дешевле.
Генерал Майлс возражал против такого приказа. Он сказал: «Вы не должны винить меня. Я хотел сдержать данное вам слово, но мой начальник издал приказ, и я должен его выполнить или уйти в отставку. Вам от этого лучше не станет. Другие офицеры приведут приказ в исполнение».
По-моему, генерал Майлс, если б мог, сдержал бы свое слово. Я не виню его в страданиях, которые выпали на нашу долю после капитуляции. Я не знаю, кого винить. Мы отдали всех лошадей — более тысячи ста — и все наши седла — более ста, и больше мы о них не слыхали. Кто-то завладел нашими лошадьми.
Генерал Майлс передал моих людей другому военному, и нас отправили в Бисмарк. Капитан Джонсон, на попечении которого мы теперь находились, получил приказ доставить нас в форт Ливенворт. В Ливенворте нас разместили в долине, где для приготовления пищи не было иной воды, кроме речной. Мы всегда жили в здоровых местах, где горы были высокие, а вода холодная и чистая. Много моих людей заболело и умерло, и мы похоронили их на чужбине. Не могу даже передать, как истерзалось сердце, глядя на страдания моих людей в Ливенворте. Наверное, Великий Дух, что правит нами сверху, смотрел в это время в другую сторону и не видел, что делали с моим народом.
В жаркие дни (в июле 1878 года) мы узнали, что нас отправят еще дальше от родной страны. Нас не спрашивали, хотим ли мы туда.
Нам приказали погрузиться в железнодорожные вагоны. Пока мы ехали в Бакстер-Спрингс, трое моих людей умерло. Гораздо хуже было умереть так, чем сражаясь в горах.
Из Бакстер-Спрингса (штат Канзас) нас отправили на Индейскую Территорию и там высадили, даже не дав палаток. Лекарств у нас было очень мало, и почти все мы болели. С тех пор как нас стали переселять, погибло семьдесят человек.
Нас очень многие посещали, и эти люди чего только нам не говорили. Кое-кто из начальников (генерал Фиш и полковник Стикни) приехали к нам из Вашингтона и выбрали место, где нам жить. Мы не стали туда перебираться, потому что жить там плохо.
Специальный уполномоченный (Е.А.Хейт) приехал для переговоров с нами. Я сказал ему, как говорил всем и раньше, что жду, когда сдержат слово, данное мне генералом Майлсом. Он ответил, что «этого сделать нельзя; что теперь уже на той территории живут белые люди и вся земля занята; что, если я вернусь в Уаллоуа, я не смогу там жить в мире; что против моих молодых воинов, развязавших войну, начато судебное дело и правительство не может их защитить». Его слова легли камнем мне на сердце. Я понял, что разговор с ним ничего мне не даст. Другие начальники из комитета конгресса тоже приезжали ко мне и говорили, что они помогут нам получить хорошие земли. Я не знал, кому верить…
Потом в лагерь прибыл главный инспектор (генерал Мак-Нил), и мы с ним долго говорили. Он сказал, что мой дом должен находиться севернее, в горах, и что он напишет письмо Великому Вождю в Вашингтоне. В моем сердце вновь ожила надежда увидеть горы Айдахо и Орегона.
В конце концов мне дали разрешение поехать в Вашингтон вместе с моим другом Желтым Быком и нашим переводчиком. Я был этому рад. Я пожимал руки очень многим друзьям, но некоторые вещи никто мне все-таки объяснить не смог. Мне непонятно, как это правительство, послав воевать против нас генерала Майлса, потом нарушило данное им слово. Что-то в этом правительстве не так. Непонятно мне также, почему так много начальников имеют право говорить противоречивые вещи и давать так много всевозможных обещаний. Я видел Великого Отца (президента), его первого помощника (министра внутренних дел), специального уполномоченного (Хейта) и конгрессмена (генерала Батлера) и много других начальников (конгрессменов), и все они уверяли, что они мне друзья и что со мной обойдутся справедливо, но, пока все они говорят правильные вещи, для моего народа почему-то ничего не делается. Я слышал одни разговоры и ничего больше. Хорошие слова не живут долго, если чего-нибудь не дают. Слова не заплатят мне за убитых. Они не заплатят мне за мою землю, захваченную теперь белыми. Они не защитят могилы моих предков. Не заплатят за моих лошадей и мой скот. Они не вернут мне моих детей. Хорошие слова не принесут добра, как обещал ваш военачальник генерал Майлс. Хорошие слова не вернут моим людям здоровья и не спасут их от смерти. Хорошие слова не дадут моим людям дом, где они могут мирно жить и заботиться о себе. Я устал от бесплодных разговоров. Сердце мое сжимается, когда я вспоминаю все хорошие слова и нарушенные обещания. Слишком много говорят те, кто не имеет на это права. Слишком много уже наговорили белые об индейцах ложного, и между ними выросло непонимание. Если белый человек хочет жить с индейцем в мире, это для него возможно. Не нужно никаких неприятностей. Обращайтесь со всеми одинаково. Дайте всем одинаковые законы. Дайте всем равные возможности жить и развиваться. Все люди созданы единственным Правителем — Великим Духом. Все они братья. Земля — мать всех людей, и на ней все должны иметь равные права. Ожидать, что люди, рожденные свободными, будут довольны, когда их, поместив в одном месте, лишат свободы и не позволят передвигаться, куда они хотят, — это все равно что надеяться на то, что реки потекут вспять. Когда вы привязываете лошадь к столбу, разве ждете вы, что она нагуляет силу? Если вы дадите индейцу кусочек земли и принудите его там оставаться, он не будет доволен таким существованием. Я спрашивал нескольких больших белых начальников, кто дал им право приказывать индейцу оставаться на одном месте, когда он видит, что белые люди идут, куда им хочется. Они не смогли мне ответить.
Я прошу правительство только об одном — обращайтесь с нами, как со всеми остальными людьми. Если я не могу вернуться в свой родной дом, дайте мне возможность иметь его в другом месте, где мои люди не будут так быстро умирать… Там, где они сейчас, они умирают. С тех пор как я оставил мой лагерь и уехал в Вашингтон, умерло уже трое. Когда я думаю о нашем положении, сердце мое сжимается. Я вижу, что с людьми моей расы обращаются, как с отверженными, перегоняют их с места на место или пристреливают, как зверей.
Я знаю, что мой народ должен измениться. Рядом с белыми людьми мы не можем сохраниться такими, какими были. Мы просим лишь равноправия, чтобы жить, как живут другие люди. Мы просим, чтобы в нас видели людей. Мы просим, чтобы закон применялся ко всем людям одинаково. Если индеец нарушает закон, наказывайте его. Если нарушает закон белый, наказывайте его тоже.
Дайте мне стать свободным человеком — передвигаться куда хочу, останавливаться где хочу, работать где хочу, торговать, где мне нравится, свободно выбирать себе учителей, свободно исповедовать религию моих отцов, свободно самому за себя думать, говорить и действовать, — и я буду повиноваться закону или нести наказание.
Когда белый человек станет обращаться с индейцами, как он обращается с белыми, у нас больше не будет войн. Мы будем во всем равны — братья одного отца и одной матери, с одним небом над головой, одной землей вокруг и одним правительством для всех. Тогда Великий Дух, что правит наверху, улыбнется своей земле и ниспошлет дождь смыть с лица ее пятна крови, пролитой братской рукой. Этих времен ждут индейцы и об этом молятся. Я надеюсь, что никогда больше до ушей Великого Духа туда, в высоту, не будут долетать стоны раненых мужчин и женщин и что все люди смогут стать единым народом.
Ин-мут-ту-уа-лат-лат говорил от имени своего народа.
Перевод Высоцкой Н.
Chief Joseph, «An Indian’s Views of Indian Affairs».
North American Review, vol. 128, April 1879.
http://thewalls.ru/fusa/chief.htm
КАТАСТРОФА
Семнадцать кораблей отправились обратно в Америку после исторического открытия Колумба. Эта экспедиция впервые принесла в Америку микробы смертельных болезней, неизвестных местным жителям до 1500 года. Величайшая трагедия в истории человечаства была неизбежна, но то, что случилось позже, можно было избежать.
C 1492 по 1650 смертельные микробы убили 9 из 10 индейцев. Царство смерти
простиралось от Чили до новой Англии. Когда в 1616 году Mayflower привез первых пилигримов в Новую Англию, они обнаружили там мертвые деревни и горы трупов в домах. Они разрывали могилы местных жителей в надежде отыскать кукурузу. В 1620 году на месте вымершей деревни был основан город Плимут. Европейцы искренне радовались столь скорому отбытию местных жителей в мир иной и видели в этом руку Бога. Это была катастрофа гигантских масштабов, самая большая за 10.000 лет существования человека в Америке. Целые нации пропали в волне смерти, прокатившейся по Америке. Мы не знаем как они жили, во что верили и о чём мечтали.
Их жизненный опыт неизвестен, остались лишь малые фрагменты. Всё покрыто мраком… От многих племён остались лишь названия.
http://forum.vif2.ru:2003/nvk/forum/3/co/C41CC966/255
Josephy Alvin M.
Red Power. The American Indian fights for freedom. NY, American Heritage Press. 1974. 259 pp.
ДЖОЗЕФИ АЛВИН.
КРАСНАЯ СИЛА. БОРЬБА АМЕРИКАНСКИХ ИНДЕЙЦЕВ ЗА СВОБОДУ
Перевод О.Сейфи.
Красная Сила
Новые индейцы
20 ноября 1969 года восемьдесят индейцев из организации «Индейцы всех племен» захватили остров Алькатраз – 12 акров земли в заливе Сан-Франциско, где раньше находилась федеральная тюрьма. Надеясь привлечь внимание к драматическому положению американских индейцев, члены «Всех племен» объявили, что остров, по условиям старого договора с сиу, является брошенной федеральной землей (Алькатраз был закрыт в 1963 году), и поэтому должен вернуться к индейцам. «То, что мы возвращаем себе Алькатраз-тюрьму – символично, — сказал Джон Труделл[1], один из руководителей этой акции. – Мы, индейцы, всегда были узниками на своей собственной земле».[2] Намереваясь открыть на острове Центр культуры индейцев, Совет «Всех племен» предложил умиротворить разгневанные федеральные власти, выкупив у них остров за «стеклянные бусы и красное сукно стоимость в 24 доллара». Через полтора года федеральным властям удалось изгнать индейцев с Алькатраза, но им не удалось подавить растущее сопротивление среди восьмисоттысячного индейского населения.
Эра индейского мятежа началась в середине 60-х годов, когда обострилось недовольство индейцев тяжелыми социальными и экономическими условиями жизни, и федеральной бюрократией, которая, по словам одного воина, «правит индейским народом, как колониальная власть». В штате Вашингтон индейцы организовали «фиш-инз», протестуя против ограничений,
введенных властями штата на рыбную ловлю, и нарушающих их договорные права. Вдоль Тихоокеанского побережья индейцы квинаульт[3] закрыли 29-мильный участок берега от вторжения туристов, чтобы те не захламляли больше их землю. В штате Мэн индейцы племени пассамакуоди организовали заставы поперек федеральной дороги №1, требуя у проезжающих по доллару с машины за проезд по их земле, и наклеивали на бампере машин плакаты, гласящие: «Власть краснокожим! Власть индейцам! Кастер все еще жив! Прекратите войну против индейцев!» и «Показ Сабель – Смотрите: Белые!»
В 70-е годы индейцы организуют более драматические акции протеста. В ноябре 1972 года караван из 500 индейцев, — мужчин, женщин и детей, — нагрянул в Вашингтон. Его целью было – защитить 400 договорных соглашений, которые федеральное правительство не выполняет ни целиком, ни частично. Возглавляемые воинственным Движением американских индейцев (ДАИ), демонстранты заняли здание Бюро по делам индейцев, вызывающе переименовав его в «Посольство Коренных Американцев». Разгромив здание (ущерб составил 2,28 миллионов долларов), после недели осады демонстранты покинули его, заручившись обещанием, что администрация рассмотрит их жалобы.
Через четыре месяца ДАИ предприняло новую атаку, снова обратив внимание американской и международной общественности на борьбу индейцев. В марте 1973 года члены ДАИ пришли в резервацию оглала-сиу Пайн-Ридж (Южная Дакота) и заняли крошечную деревушку Вундед-Ни – место печально известной резни, Учиненной кавалерией США над двумястами индейцами в 1890 году. Все это вылилось в многодневную военную осаду, но требования индейцев были услышаны. Они требовали: 1) расследования Конгрессом деятельности Бюро по делам индейцев; 2) признания Договора, заключенного в форте Ларами в 1868 году; 3) расследования Комиссией по иностранным делам обстоятельств нарушения Соединенными Штатами более 400 договоров; 4) признания сиу и других племен суверенными нациями. «Мы исчерпали все возможности мирно договориться, — сказал Вернон Беллекурт, Национальный директор ДАИ, — в этом и есть причина Вундед-Ни».[4]
Беднейшие из бедных, индейцы страдают от высочайшей безработицы; растёт уровень рождаемости, детской смертности, процент самоубийств и алкоголизма. У индейцев, кроме того, самый низкий уровень образования, самый низкий годовой доход, и самая короткая продолжительность жизни среди национальных меньшинств Америки. Многим из этого индейцы обязаны Бюро по делам Индейцев (чаще называемого Колониальным Офисом), которое является патерналистским, всеохватывающим органом, — это иногда коррумпированная, чаще просто некомпетентная бюрократия белых. Похожее на канцелярского осьминога, БДИ контролирует практически каждый шаг индейца.
Бюро обучает его, кормит его, содержит под опекой его землю, и ответственно не перед ним, а перед Конгрессом, который и сам иногда действует не в интересах индейцев. Однако индеец пока не может отказаться от БДИ – ведь это все, что у него есть.
Лидеры Красной Силы видят альтернативой федеральному управлению индейскими делами политику самоопределения, то есть право самих индейцев распоряжаться собственными делами. Правительство всегда видело в индейцах лишь «подопечных», и никогда, — как оговаривается в договорах, — не видело в них суверенные нации. Сегодня индейцы говорят словами Вернона Беллекурта: «Мы должны быть суверенным народом».[5] Хотя не все индейцы согласны с позицией Беллекурта, они, по крайней мере, согласны с Робертом Бернеттом, лидером Совета по гражданским правам американских индейцев, который сказал: «Дайте нам право самим решать свою собственную судьбу».[6]
Это новое стремление к самоопределению включает различные области. В области образования племена стали учреждать собственные школы, приглашая учителей-индейцев и включая в программу обучения изучение индейской истории и индейского культурного наследия. В области бизнеса индейцы стремятся создавать собственные предприятия, развивая экономику резерваций, и с этой целью привлекая так же частное производство. В области юстиции племена решили продолжать бой за земельные и водные, за гражданские права, законно принадлежащие им.
В других областях индейцы требуют признания игнорируемых ныне договоров; настаивают на распространении федеральных льгот на городских индейцев; требуют защиты от властей штата и местных властей; добиваются права жить так, как они считают нужным.
Оккупация Алькатраза и Вундед-Ни привлекла внимание общественности к положению индейцев. В последние годы суды следовали тенденции решать дела в пользу индейцев. В итоге поддержаны права индейцев на рыбную ловлю в штатах Вашингтон и Мичиган; племя пуэбло таос из Нью-Мексико недавно вернуло себе 48 000 акров земли, которая ранее была незаконно включена в Национальный Парк Кита Карсона; около 500 миллионов выплачивается различным племенам за взятые у них земли; и, что является, возможно, самой важной переменой, правительственные чиновники отошли от жесткого курса на ассимиляцию.
За прошедшие сто лет федеральное правительство и различные церковные органы принуждали индейцев отказаться от традиционного образа жизни и принять уклад жизни белого человека. Индейцы, однако, не пошли на это. По словам Вайна Делории-младшего, – возможно, самого почитаемого индейского оратора, — «Большинство индейцев справедливо считает, что этот континент был гораздо лучше, когда им владели мы». Поэтому индейцы сопротивляются попыткам белых ассимилировать их. «Мы не можем отбросить прочь сотни лет культурных традиций», — сказал один из лидеров сиу.
После сотни лет пренебрежения правительство, кажется, проявляет желание, по крайней мере, выслушать индейцев. Как говорил бывший президент США Никсон в 1970 году: «Мы должны признать, что американское общество может позволить многим различным культурам процветать в согласии; и мы должны обеспечить такую возможность всем индейцам, которые хотят вести свой традиционный образ жизни».[7] Будет ли правительство и дальше прислушиваться к индейцам – неизвестно, но одно можно сказать точно: лидеры Красной Силы не прекратят борьбу за мечту американского индейца – быть индейцем и не сливаться с господствующим белым обществом.
Что такое Красная Сила?
Красная Сила – это концепция самоопределения, основанная на том, что индейцы откажутся от своей роли «подопечных» и утвердят свое право сами решать свою судьбу и жить так, как им хочется. В 1966 году Вайн Делория-младший, выступая на съезде Национального конгресса Американских индейцев, говорил: «Красная Сила» означает, что мы хотим получить власть над своими собственными судьбами. Мы не хотим власти над кем бы то ни было… Мы просто хотим иметь политическую и экономическую власть, чтобы вести свои собственные жизни по своему собственному пути».[8] Эрни Стивенс, председатель Калифорнийского межплеменного Совета, выразил это более просто: «Красная Сила – это значит, что мы, индейцы, хотим сами делать все для самих себя».[9]
Красная Сила зародилась в 60-х годах как движение молодых индейцев, студентов колледжей – «красных мусульман».
Самоопределение, как концепция, была идеей не новой, но на практике нуждалась в катализаторе. Проблемы индейцев кардинально отличались от проблем чернокожих американцев. Оба народа страдали от нищеты и дискриминации, то там где черные были жертвами пренебрежения, индейцы были жертвами патернализма; где черные были жертвами культурного лишения, индейцы были жертвами интенсивного давления с целью ассимиляции; и, кроме того, чернокожие не имели ни земель, ни договорных гарантий, а у индейцев было и то, и другое, хотя все эти гарантии постоянно нарушались. Катализатором для Красной Силы стало движение так называемых «черных экстремистов», оказавшихся терминами Черного Национализма о концепции черного самоопределения, основанной на философии Черной Силы. «Черная Сила как идея стала находкой и для других меньшинств, — заметил Вайн Делория-младший в книге «Кастер платил за ваши грехи: Индейский Манифест», — Она внесла ясность в наши интеллектуальные концепции, и идея самоопределения вдруг получила обоснование».[10]
Для индейцев понятие «самоопределения» включает самоуправление, контроль над своими землями и ресурсами, и право самим определять индейские программы и политику, — при важном условии: сохранение договорных обязательств федерального правительства. Договоры между племенами и США заключались как договоры между суверенными нациями. Они оговаривают существующие границы, и обеспечивают надежные гарантии и компенсации за взятые земли. Например, юристы Красной Силы, в том числе Алвин М. Джозефи-младший, объясняют, что «неприкосновенность земель и точное соблюдение и защита взятых обязательств и прав гарантированы индейцам договорами с федеральным правительством».[11]
По существу, Красная Сила говорит индейцам – взгляните на себя, обретите гордость за свое культурное наследие, приспособьте современное общество к современным индейцам, и боритесь за себя. 16 декабря 1969 года индейцы, занявшие Алькатраз, направили послание всем индейцам Северной Америки. В нем они говорили: «Мы чувствуем: единственная причина, по которой индейский народ сумел выдержать всё и выжить в годы преследований и лишений – это то, что мы на своем пути всегда держались вместе как народ».[12] Призывая к единству, гордости и самоопределению, которые являются основой концепции Красной Силы, индейцы Алькатраза выразили важность индейских ценностей и индейского образа жизни, как жизнеспособной альтернативы всё возрастающей сложности американской жизни ХХ века. Они призвали всех индейцев присоединиться к ним, объяснив, что: «мы ясно понимаем – мы ничего нигде не добьемся, если будем действовать, как отдельные племена. Если же мы сможем по-братски собраться вместе, объединиться и прийти к общему соглашению, мы сможем более эффективно действовать ради своих интересов, вместо того, чтобы ждать, что кто-то придет и сделает все за нас по своему усмотрению».
Образование
Почти с самого начала контакта белых и индейцев белый человек узурпировал традиционные индейские процессы обучения.
Вместо традиционных знаний, которые давались детям старейшинами селения, родителями и другими родичами, белый человек учредил школы. Конечной целью школ было преобразить индейскую молодежь, привив ей культуру и социальные ценности белого общества и ассимилировав ее в господствующую систему. Результаты были удручающе неудачными. Из всех меньшинств сегодняшних Соединенных Штатов индейцы остаются наименее образованными. Увы, эта трагедия истекает из того, что, пытаясь овладеть знанием белого человека, индейский подросток жертвует своим племенным знанием и культурным наследием. Новое поколение индейцев понимает, что администрируемое и навязываемое им белыми образование не отвечает нуждам индейцев. Самоопределение стало ключом к повышению качества обучения индейцев.
В 1973 году около 200 000 индейцев в возрасте от 5 до 18 лет были зачислены в школы. Около 2/3 посещали публичные школы, четверть – школы, находящиеся в ведомстве федерального правительства, и около 5% посещало школы при миссиях.[13] Первоначально, различные церкви основывали школы при миссиях, чтобы обучать американских индейцев и приобщать их к христианству. В 1568 году иезуиты основали школу для детей переселенных флоридских индейцев.
Постепенно, по мере роста Соединенных Штатов, государство взяло на себя ответственность за образование индейцев. В договорах, — один из первых был заключен с народом ирокезов в 1794 году, — правительство обещало учить индейских детей чтению и письму.
Вначале оно выполняло это обещание, основывая миссии, и только в 1860 году была учреждена первая не относящаяся к миссии федеральная индейская школа. С этого момента, под руководством Конгресса, правительство прекратило создание миссий и начало создавать собственные школы посредством Бюро по делам индейцев. В 1971 году существовало более 200 федеральных индейских школ плюс 19 общежитий/интернатов для индейцев в публичных школах. В 1972 году в школах и интернатах БДИ было примерно 57 000 учащихся.
В публичных школах, которых было вдвое больше, зарегистрировано 130 000 учащихся.[14] Тем не менее, вопреки договорным обязательствам и вопреки существованию этих федеральных, публичных и миссионерских школ, правительство не смогло удовлетворить нужды индейского населения.
В 1969 году Особый Подкомитет Сената по индейскому образованию, возглавляемый сенатором Эдвардом Кеннеди, заключил, что национальная политика в области образования индейских детей «потерпела крах во всех отношениях».[15] Другие отчеты и публикации показали ту же неприглядную картину. По результатам тестов индейские дети последовательно занимают более низкие уровни, чем белые дети того же возраста. Средняя продолжительность образования для индейцев в федеральном ведомстве немногим более пяти лет, что гораздо меньше, чем у черных американцев и американцев мексиканского происхождения.
В 60-е годы индейцы поняли, что преодолеть все эти недостатки в образовании можно только одним путем – взять на себя ответственность за обучение своих детей. Правительство потерпело неудачу главным образом из-за того, что никто не видел в индейских детях индейцев. «Мы были неизвестно кто, — сказал юный активист чиппева из северного Мичигана. – Мы – не индейцы. Мы – не белые». Предубежденность в учебниках, расизм в управлении школами и умышленная политика скрыть индейское культурное наследие и историю с целью ассимилировать индейских детей в общество белых серьезно разрушили самосознание учащихся-индейцев.
«Повсюду, — утверждал другой активист на Пау-Вау племени сиу 1970 года в Колорадо Спрингс, штат Колорадо, — я вижу, что меня изображают невежественным, грязным дикарем. В учебниках, в книгах, по телевизору, в кино, везде, — до тех пор, пока я не начинаю верить, что я – дикарь, способный только жечь фургоны и резать белых переселенцев».
В июле 1966 года индейцы резервации навахо учредили школу Раф-Рок[16] — первую индейскую школу в стране. Раф-Рок пригласила учителей навахо, представлявших двуязычное обучение, и использовала курсовой материал, отражавший богатство культуры навахо. Она придавала значение участию родителей и общины в делах школы. Обучение в школе пошло так успешно, что тремя годами позднее навахо открыли Колледж общины навахо. Взяв на себя контроль над образованием своей молодежи, навахо выиграли по двум направлениям: во-первых, они добились высокого уровня обучения,[17] и, во-вторых, школа усилила национальное самосознание учащихся.
Со времени эксперимента в Раф-Рок другие племена встали на путь самоопределения в образовании. Они признали образование орудием помощи на пути к индейскому самоуправлению и контролю над собственными делами. Как сказала Дженет Мак-Клауд, из племени тулалик, страстный лидер вашингтонских «фиш-инз», индейцам необходима «свобода самим обучать своих детей и сделать их индейцами, а не тенями белых».[18]
Экономика
По индейцам американские реалии ударили сильнее и резче, чем по любой другой группе меньшинств. В идеале плоды системы свободного предпринимательства могут пожинать все. Действительность, однако, предстает несколько иной.
Со времен «умиротворения» американскому индейцу была отведена самая низкая ступень на экономической лестнице. Средний годовой доход индейской семьи сегодня вполовину меньше дохода белой семьи, и значительно меньше дохода чернокожей семьи. Безработица остается основной проблемой, колеблясь от 8 до 20% в 282 резервациях, находящихся в ведении федерального правительства. Недостаток рабочих мест, нехватка основных рабочих профессий также остается проблемой для 300 000 индейцев, покинувших резервации и переселившихся в города.
В целом эта статистика свидетельствует о нищенских условиях жизни в резервациях (по данным Службы здравоохранения США, около 90% жилья в резервации не соответствует санитарным нормам), и в индейских гетто в беднейших районах крупных городов. Именно эти условия полной нищеты среди изобилия разожгли сопротивление и у стариков, и у молодежи (большинству индейцев меньше 25 лет), открыв новую эру «воинственности».
Для американского индейца главное условие жизни в господствующем белом обществе – это его умение приспособиться к этой жизни, подчиниться ей; это и определит, будет ли он участвовать в дележе американского изобилия. Тем, кто согласен соответствовать стандартам белой, англо-саксонской, протестантской культуры, гарантированы приличные стандарты жизни; тем, кто не согласен, отказано во всем. Отсюда перед индейцами встает дилемма – либо ассимилироваться и присоединиться к Великой Американской Мечте, либо сохранить свое культурное своеобразие и жить в нищете. Теперь, ввиду вспыхнувшего индейского сопротивления, этот вопрос стал вопросом не пораженчества, но гордости и самоутверждения: «Как я могу приспособиться к современному миру и вместе с тем остаться индейцем?» Для сторонников Красной Силы ответ есть.
Однако этот ответ не дался легко, он возник, как возможное решение так называемой «индейской проблемы». После индейских войн племена были помещены в резервации, управляемые Министерством внутренних дел, которые, видя в индейцах «подопечных правительства», обращается с ними, как с детьми, неспособными управлять своими собственными делами. Старые племенные традиции были разрушены, многие из них запрещены (например, индейская религиозная практика); были нарушены старые уклады жизни – охота, рыбная ловля, собирательство. По договорным обязательствам правительство взяло на себя обязанность кормить индейцев, тем самым не только подорвав экономическую основу индейского общества, но и обессилев индейца, лишив его традиционной роли добытчика и кормильца семьи.
К этому добавилось и духовное опустошение – правительство начало учреждать программы, предназначенные изменить индейца, заставить его ассимилироваться с белым обществом.
Вероятно, самым разрушительными из этих законов был Акт Дауэса[19], принятый в 1887 году. Нацеленный на отмену племенной автономии и поэтому ускоряющий ассимиляцию, Акт Дауэса разрушил племенное землевладение и разделил землю племен на отдельные личные участки. Соответственно, каждый взрослый индеец – глава семьи – получил по 160 акров, и каждый одинокий взрослый индеец – по 80 акров. Эти земли были отданы в аренду на 25 лет, после чего переходили в полную собственность. Земли, не перешедшие в собственность индейцев, были отданы на продажу белым. Многие племена сопротивлялись этому закону, особенно племена Юго-Запада, потому что он глубоко разрушал индейское землевладение. В 1887 году индейцы владели примерно 138 млн. акров земли. В 1934 году эта площадь сократилась до 48 млн. акров.
Акт Дауэса не достиг своей основной цели – сделать индейца земельным собственником и фермером, пародией на белого фермера. Наоборот, положение в резервациях стало еще тяжелее. Нищета, убожество, крушение всех надежд – этими словами можно описать жизнь американского индейца. В благодарность за участие индейцев в Первой Мировой войне, в 1924 году Конгресс даровал индейцам право гражданства (Закон о гражданстве для индейцев). Через 10 лет Конгресс принял Индейский реорганизационный акт (Акт Уэлера-Говарда 1934 года), который положил конец политике распределения земель. Другими словами, Реорганизационный акт остановил дальнейшую распродажу индейских земель и создал условия для их возврата. Он также дал племенам право на финансовый кредит, побудил учредить законные племенные правительства, вернул племенам свободу религии, — открыв им, таким образом, прогрессивный путь развития.
Постепенно племена откликнулись на Реорганизационный акт. Были сформированы племенные правительства; положение в резервациях начало улучшаться. После Второй Мировой войны, однако, отношение Конгресса к индейцам изменилось. Снова как в 1887 году, возникло стремление ускорить ассимиляцию индейцев, и снять федеральные обязательства по отношению к индейцам. Комиссия по Искам Индейцев[20], через которую индейцы могли подавать иски против правительства, была основа в 1946 году, однако, несмотря на это поворотное событие в делах индейцев, споры о федеральных договорных обязательствах не прекращались. Буря разразилась в 1953 году, когда Конгресс заявил о своем намерении разорвать федеральные отношения с племенами в самое ближайшее время.
Меномини в Висконсине стали первым племенем, пострадавшим от терминации. До нее у меномини были хорошие школы и общественные службы, плюс лесопильный завод – собственность племени. После терминации резервации меномини постигла финансовая катастрофа. Миллионы долларов со счетов племени были выброшены на ветер, в попытке создать самостоятельную общину. Службы округа, в том числе и больница резервации, были обложены налогом; и новая, внезапная тяжесть налогов заставила многие семьи продать свои дома. Больница закрылась в связи с катастрофической нехваткой фондов. Деятельность лесопилки стала убыточной, что заставило менеджеров племени автоматизировать ее; в результате многие лишились работы. За одну ночь меномини оказались банкротами, и штат Висконсин был вынужден оказывать им помощь.[21]
Пока Конгресс проводил терминацию, Бюро по делам индейцев запустило в ход новую программу, предназначенную улучшить положение (экономику) индейцев с помощью урбанизации. Ее основной целью было – выселить индейцев из резерваций и дать им работу в городах, где они станут «нормальными» американскими гражданами. Был произведен опрос индейцев, живущих в резервациях, и тех из опрошенных, кто, казалось, были способны влиться в новую жизнь, побуждали переселиться в крупные центры, такие, как Лос-Анджелес и Чикаго. Им помогали найти жилье и работу, а затем оставляли их на произвол судьбы. Хотя многие индейцы и сумели приспособиться и внедриться в белое общество, многие другие были выброшены за борт, изгнаны за черту бедности.
В начале 60-х годов терминация и релокация прекратились. С самого начала политика терминации встретила упорное сопротивление индейцев, а опыт меномини, и также кламатов из Орегона, чья терминация привела в результате к высокому росту алкоголизма и самоубийств, заставил Конгресс отложить свои надежды на прекращение федеральных обязательств по отношению к индейцам. Релокация встретила также яростное сопротивление, но эта программа никогда официально не отменялась. Она постепенно отмерла во время правления администрации Кеннеди и администрации Джонсона.
Программа Великого Общества, выдвинутая Джонсоном, оказала большое влияние на индейцев. Впервые в истории они получили возможность создавать свои собственные программы, обращаться за средствами и проводить эти программы так, как они считают нужным. Это был важный урок. Как многие другие меньшинства, которые с помощью программ «войны с бедностью» сумели сами определить свое будущее, индейцы смогли испытать то, о чем так долго говорили – распоряжаться собственными судьбами, и распоряжаться более успешно, нежели белые. Что еще более важно, белые законодатели и бюрократы вдруг обнаружили, что индейцы вполне способны сами управлять делами в резервациях.
Экономически индейцы продолжают терпеть нужду, но это может перестать быть неизбежностью. Объединившись ради своей двойной цели – культурного самосохранения и экономического роста, — индейцы могут достичь успехов в «индейской войне» с бедностью. Одно из направлений – развитие племенного предпринимательства, индейской собственности и бизнеса, которое поддерживает экономику резерваций. Такие племена как навахо, учредившие «Навахское Лесопромышленное Производство»[22] и лумми из штата Вашингтон, основавшие рыбную ферму, признают важность экономического производства внутри резерваций. Но возможности для этого есть не всегда. Отказавшись от релокации в индустриальные центры, индейцы хотят привлечь промышленников в резервации. За семь лет, с 1962 по 1969 гг. индейцы сумели привлечь частный бизнес и основать 140 производств в резервациях или возле них.[23]
Сегодня индейцы сделали многое, чтобы разрушить старый стереотип «побежденного народа», идущего к вымиранию. Они вновь обрели гордость за свое индейское происхождение, и решили сохранить свое «я». Они решили достичь своих целей, оставаясь «нацией внутри нации». Они изучили движение таких групп, как черные американцы и чиканос, зная ту разницу между ними и собой,
что основана на существовании индейской связи с землей и существовании федеральных договорных обязательств. Они переняли лозунг «власти»[24] — лозунг борьбы и единства. И они начали борьбу за единство – единство старых и молодых, чтобы добиться права распоряжаться своей судьбой самим.
Отвечая на вопрос: «Как я могу приспособиться к современному миру и вместе с тем остаться индейцем?», сторонники Красной Силы говорят так, как сказали в 1969 году Объединенные племена Юго-Востока в своем заявлении: «Дайте индейцу самому распоряжаться своей судьбой, самому принимать решения и осуществлять их».[25]
История организации «Красная Сила»
Некоторые причисляют всех из «боевых отрядов» индейского суверенитета к коммунистам. Одни индейские лидеры считают их проклятьем индейского движения. Другие утверждают, что они – единственные подлинные индейцы. Но, что бы там ни утверждало общественное мнение, члены Движения американских индейцев (ДАИ) остаются самыми красноречивыми и самыми воинственными среди всех индейских реформистских организаций. Возникнув в конце 60-х годов на южной окраине Миннеаполиса, ДАИ прославилось как широкое движение протеста, выдвинувшее концепцию «Суверенной Индейской Америки». И потому оно видит своих главных врагов в институтах традиционного христианства, в американской системе образования и в правительственной бюрократии.
Клайду Беллекурту из племени оджибве, рожденному в резервации Уайт-Эрс в штате Миннесота, обычно приписывают создание этой организации. Рассказывают, что, когда в начале 60-х годов Клайда заключили в тюрьму Стилуотер штата Миннесота, он пережил крайнюю степень депрессии. Будущий воин никогда еще не испытывал такого отчаяния. В детстве его сочли малолетним преступником, и по решению суда он прошел через многие школы и исправительные учреждения, где научился угонять машины. Подростком он научился кражам с взломом. Его друзья говорят, что он был весьма квалифицированным налетчиком, но, в конце концов, был схвачен и отправлен в тюрьму штата. Несколько лет спустя, отбывая наказание в Стилуотере, он понял, что жизнь его бесцельна. «Меня убедили, — объясняет Беллекурт, — что я – невежественный, грязный дикарь, и я согласился с этим». Он проклял свое индейское происхождение, проклял себя и прекратил есть, решив умереть. В это время им заинтересовался знахарь оджибве по имени Эдди Бентон.
Эдди Бентон происходил из рода духовных лидеров оджибве. Как попечителя тюрьмы Стилуотер, его допустили в камеру Беллекурта. Будучи индейцем оджибве и духовным лидером, он знал причину отчаяния Беллекурта. По словам Бентона, система ломает индейца. Она крадет у него уважение к себе. Она деморализует и отбрасывает его, и еще чаще заставляет смириться. Бентон, который сам испытывал такую депрессию, стал беседовать с Беллекуртом. Он рассказал ему о народе оджибве, о том, что народ оджибве (белые исказили это слово как «чиппева») был одним из самых больших индейских народов Северной Америки и занимал территорию от озера Гурон до Тертл-Маунтин в Северной Дакоте. Он рассказал Беллекурту о доблести воинов оджибве, которые воевали с могущественными племенами ирокезов и оттеснили их на восток от Великих озер. Он рассказывал о духовном мире оджибве, о том, как они сопротивлялись христианству и как их духовность, — в которой все сущее считается находящимся в священном круге гармонии и союза, — пережила 350 лет давления со стороны белого общества и белых миссионеров. И, наконец, он убедил Беллекурта, что «быть индейцем в Америке ХХ века — значит суметь удержать ключ к выживанию, пока белый человек очертя голову несется к своему самоуничтожению».
Между двумя этими людьми завязалась крепкая дружба. Беллекурт прекратил голодовку. Он стал читать разные книги, в том числе и националистскую литературу, которую приносил Бентон. «Впервые в жизни, — сказал Беллекурт, — я понял, что я – не дикарь. Я – не грязный и невежественный дикарь. Я достаточно умен и все понимаю». Бентон и Беллекурт разработали специальную программу с целью вызвать у индейцев-заключенных Стилуотера чувство гордости своим индейским происхождением. Досрочно освобожденный в 1964 году, Беллекурт нашел работу в энергетической компании Миннеаполиса. Здесь он поселился в южном районе города, прозванном «резервацией» из-за большого числа живущих там индейцев.
«Резервация» занимает около двадцати кварталов близ миннеаполиского Авеню Франклина. Этот район бросается в глаза своими контрастами. Жалкие квартиры и убогие дома соседствуют с современными новыми зданиями. В Миннеаполисе 8-10 тысяч индейцев, и более половины из них живут в этом районе, представляющем самое большое поселение индейцев в Двух Городах (т.е. Миннеаполисе и Сент-Поле).
Тереза Пиндегэйош[26], работающая в Комиссии по делам индейцев Двух Городов, говорит: «большинство людей пришли сюда из-за своих родных или к ним». Лишь небольшое число их переселено согласно программе релокации БДИ.
Релокация способствовала перемещению сотен индейцев в города, но она еще и открыла для них «ящик Пандоры», неся новые бедствия. Как заметил один из индейских лидеров, «индейцы пришли в город неподготовленными к жизни в современном обществе. Общество не знает их языка, не понимает их культуры, не заботится об индейце, как о личности». Рамон Робидо, главный юридический советник ДАИ, сказал:
«Для ставших жертвами релокации характерно чувство отчуждения в большом городе. БДИ ничего не сделало, чтобы подготовить их к сложностям городской жизни. И когда первая плата по чекам оказывалась для индейца также последней, что являлось обычным явлением, появлялась еще одна жертва «севшая на мель», результат очередного обещания белого человека».
Но, переселенный согласно релокации, или нет, — оказавшись один в городе, как объясняет Робидо, индеец обычно «ищет других индейцев, поселяясь рядом с ними в городском «индейском гетто». Попав в чуждую культурную среду, испытывая тяжесть дискриминации и отчужденности, часто в подавленном состоянии, многие индейцы ищут утешения в алкоголе. Хотя точных цифр и нет, индейские лидеры говорят, что алкоголизм – одна из наиболее трудных проблем, стоящих перед их народом.
Конечно, есть и другие проблемы. По данным Центра Американских Индейцев Среднего Запада, находящегося в Миннеаполисе, в 1973 году около 65% трудоспособных индейцев в «резервации» (район Паудерхорн) были безработными. Трое из четверых работающих были заняты «черным» неквалифицированным трудом, площадь поселений постоянно менялась, иногда до 50%, проблемами оставались и недостаток образования, и рост числа детей, бросающих среднюю школу. «Индеец с дипломом – в большой чести», — сказала Игнасия Брокер из Центра американских индейцев. За этими цифрами и статистикой – реальности нищеты: голод, болезни, высокая детская смертность, крушение надежд, чувство ненужности, неизбежные трения с полицией.
В 1964 году, когда Клайд Беллекурт вернулся в Миннеаполис (как в юности, когда его занесло в Миннеаполис из миннесотской резервации Уайт-Эрс), он обнаружил, что положение индейского населения Двух Городов еще тяжелее, чем помнилось ему по юности. Поселившись в гетто близ Авеню Франклина, и погрузившись в ежедневную рутину работы на компанию, он все больше задумывался о ситуации в индейской общине, окружающей его. Он узнал, что в Двух Городах есть около тридцати индейских организаций, но большинство их не имеют никакого влияния и не могут облегчить проблемы городских индейцев. Он узнал, чем особенно обеспокоены все индейцы Миннеаполиса – растущей угрозой со стороны полиции района.
Эдди Бентон, духовный лидер, который помог Беллекурту в Стилуотере и позднее стал директором Движения американских индейцев в Сент-Поле, говорил: «Что подтолкнуло нас к созданию, к рождению ДАИ, так это полицейские жестокости по отношению к индейцам. Все индейцы общины Южного Миннеаполиса страдали от этой жестокости, чувствуя ее своими сломанными ребрами и пробитыми головами». В 1968 году Беллекурт и другой будущий руководитель ДАИ, Денис Бэнкс, созвали собрание местных индейцев. Они основали так называемую «Коалицию озабоченных индейских граждан»[27], чтобы бороться с полицейской жестокостью и работать над проблемами, стоящими перед городскими индейцами. Коалиция была создана индейцами Миннеаполиса и для них.
Летом Коалиция сменила название на «Озабоченные американские индейцы».[28] В июле она стала полностью оформившейся организацией, обретя структуру, руководство и штат сотрудников-индейцев. По совету нескольких ее членов-женщин название Коалиции было изменено на «Движение американских индейцев», и Клайд Беллекурт был избран первым национальным директором ДАИ.
Одной из первых акций ДАИ стало создание Патруля ДАИ, общеиндейского «охранного» формирования, борющегося против полицейской жестокости. Патрульные контролировали радиопереговоры полицейских. Когда дело касалось индейцев, Патруль – его члены носили красные куртки с черной эмблемой Птицы Грома на спине, — спешил на место происшествия, чтобы все засвидетельствовать и сфотографировать арест. Таким образом, ДАИ документально фиксировало случаи полицейской жестокости, и провело несколько судебных процессов против Департамента полиции Миннеаполиса. В конце концов, отношения между полицией и общиной улучшились.
ДАИ обратилось и к другим проблемам, касающимся индейской общины Миннеаполиса. Оно выработало программу алкогольной реабилитации и побудило к таким же действиям другие индейские организации Миннеаполиса. Оно открыло общеиндейскую школу, Ред-Скул-Хауз, чтобы помогать учащимся, у которых есть трудности в государственных школах. Эдди Бентон пояснил: «Наша школа включает в себя обучение от дошкольного до старшей ступени средней школы, и работает с теми, кто бросил школу, кто подвергался в ней оскорблениям и унижениям, кто не смог учиться в системе публичных школ, кто стал жертвой судебной системы для малолетних преступников». ДАИ образовало отдел управления по здравоохранению индейцев, и позже начало предлагать обеспечение жильем крайне нуждающихся. Оно разработало программу организации питания. Но главная цель ДАИ вышла за пределы индейского гетто Южного Миннеаполиса. С самого начала лидеры ДАИ видели в своей организации орудие социальных перемен.
«Видя все несправедливости, что совершаются по отношению к индейскому народу, я понял, что судьба индейца – либо выстоять, либо погибнуть, — сказал Денис Бэнкс. – Я предпочел не погибнуть, а выстоять. В Миннеаполисе мы организовали ДАИ, чтобы выстоять».
Эдди Бентон объяснял:
«Наше кредо – политическая конфронтация, наша цель – социальные перемены, наша философия – индейское самоопределение.
Система этой страны, общественная и политическая, — не для нашего народа. Фактически она – против нашего народа. Она лишила индейцев гражданских прав, земли, равенства, человеческих прав. Система – против индейца, против образа жизни, который он выбрал, и целей, по которым он хочет жить».
Лидеры ДАИ хотят сказать, что цель их организации – индейское самоопределение. Они также объясняют, что ДАИ – духовное движение. Как сказал один из лидеров: «Быть индейцем – значит обладать душой».[29] Исходя из этого, в начале истории движения его лидеры понимали, что в нем чего-то недостает. «Для индейца мало просто принадлежать к группе протеста, — говорит Рамон Робидо. – Более важно – принадлежать к индейскому народу, обладать чувством «индейскости», а сущность «индейскости» — духовность».
Лидеры ДАИ услышали о молодом знахаре из Южной Дакоты по имени Леонард Кроудог, и они поехали к нему. На их первой встрече в резервации сиу Роузбад Леонард Кроудог (внук Кроу Дога, который убил вождя брюле Крапчатого Хвоста) сказал им, что молодые индейцы потеряли свою сущность. Он сказал, что индейцы стали людьми без корней, без души, заблудившиеся в преддверии культуры между белым и индейским обществом, и он убедил руководство ДАИ прежде всего определиться как индейцам.
«После того, как мы нашли Леонарда, — объяснил член ДАИ, отказавшийся раскрыть свое имя, опасаясь репрессий ФБР, — к нам пришли и другие духовные лидеры. Мы думали, что старая религия умерла, но в горах и резервациях некоторые люди хранили ее и наши традиции в своей памяти, наверно, дожидаясь того дня, когда они смогут опять отдать все это индейскому народу». Когда его спросили о старой религии, он ответил: «Мы живем в священном цикле, в священном круге. Мы рождаемся из Матери-Земли, и возвращаемся в Мать-Землю. Мы едим мясо оленя, который, в свою очередь, питается травой, а трава растет из наших тел – после смерти.
В школе вас учили называть это биологическим циклом. Все сущее находится в гармонии и союзе, и мы – члены этой гармонии. И когда наши тела умрут, наши души освободятся и останутся здесь. Вы видите – это не религия в понимании белого человека, но это философия жизни, путь жизни».
Христианство как философия, говорят лидеры ДАИ, несовместимо с индейской философией. Оно учит любви и братству. Но действия христианской церкви противоречат этому. «Миссионеры пришли в нашу страну, — сказал Деннис Бэнкс, — и украли нашу религию и нашу землю. Они украли у нас наших детей, остригли им волосы и заперли в своих школах. Они пытались украсть нашу культуру и сделать нас белыми людьми». Эдди Бентон сказал: «Мы хотим, чтобы церкви поняли, сколько зла они причинили индейскому народу. Они действовали рука об руку и в договоре с правительством и с большим бизнесом, лишая индейцев их земли, их минеральных ресурсов, их водных прав. Церковь – один из самых больших землевладельцев в индейской стране».
Еще один преступник, как считает Движение американских индейцев, — Бюро по делам индейцев. Деннис Бэнкс говорит: «Я провел два с половиной года в тюрьме, и в это время я понял, что самый главный преступник из всех — Бюро по делам индейцев; и ему разрешается быть на свободе». Рамон Робидо, выросший в резервации сиу Роузбад, сказал: «Двадцатилетним я понял, что в делах индейцев не произойдет значительных перемен, пока мы находимся под монополистической, удушающей хваткой Бюро по делам индейцев».
В 1784 году Конгресс учредил администрацию по делам индейцев внутри военного министерства. Спустя 40 лет было образовано агентство по делам индейцев, которое видело свою роль в: 1) ассигновании ежегодных племенных рент; 2) рассмотрении претензий индейцев; 3) содержании индейских суперинтендантов и агентов; 4) управлении фондом для «цивилизации» индейцев. Агентство по делам индейцев оставалось в ведении министерства до 1849 года, пока не было создано Министерство внутренних дел. В том же самом году Конгресс передал агентство Министерству внутренних дел, переведя его из военного в гражданское ведомство.
«С самого начала, — сказал лидер ДАИ Рассел Минс, — БДИ было дурно управляемым, бюрократическим федеральным агентством». К этому Деннис Бэнкс добавил: «БДИ было создано в 1849 году как опекун над индейским землями. В то время индейцы владели 150 млн. акров земли. Теперь индейская земля сократилась до 50 млн. акров. Вот как БДИ действует в качестве опекуна».
Продажность и некомпетентность индейских агентов – среди многих недостатков БДИ, на которые указывает ДАИ. ДАИ видит в БДИ бюрократическое агентство, борющееся за существование среди других бюрократических агентств, — это, как говорит ДАИ, делает Бюро более отзывчивым к белым конгрессменам, нежели к индейскому народу. ДАИ указывает и на то, что ни в одном из 371 договоров между индейскими племенами и правительством США не обуславливается существование администрации БДИ. «В договорах никогда не говорилось, что Бюро по делам индейцев должно командовать нами, — говорит Рамон Робидо, — и, пока существует БДИ, мы будем рабами».
Поэтому ДАИ объявило БДИ войну. «Движение американских индейцев после Вундед-Ни, — сказал Рассел Минс, — ведет политику, направленную на уничтожение БДИ». Деннис Бэнкс объяснил далее: «Бюро по делам индейцев распоряжается нашими жизнями с рождения до могилы, и ДАИ не успокоится до тех пор, пока это правительственное агентство не будет полностью уничтожено».
Кроме институтов организованного Христианства и правительственной бюрократии, ДАИ видит своего врага в институте американской системы обучения. «Школа была нашим врагом, — говорит Рамон Робидо. – Расизм, «скальпирование» культуры, внедрение чувства собственной расовой неполноценности, — используя все это, в процессе обучения нас пытались превратить в нацию детей, причем белых». Другой член ДАИ, оджибве из Мичигана, говорил: «75% из нас бросают школу, но вовсе не потому, что индейцы глупы».
Зная недостатки традиционной системы образования, ДАИ создало свои собственные школы, названные «школами за выживание». Их цель – научить ребенка «искусству выжить»,
выжить как в индейской общине, так и в белом обществе. В них преподают учителя-индейцы, которые, кроме обычного обучения чтению, письму и арифметике, особо выделяют обучение индейской истории и индейской культуре. «Это двуязычные, дву-культурные школы, — говорит Эдди Бентон, — обучающие индейскому образу жизни». Концепция этих школ зародилась в Ред-Скул-Хауз из Двух Городов, и лидеры ДАИ говорят, что школы эти пользуются доказанным успехом.
Однако ДАИ как организация получила известность скорее благодаря своей воинственности, чем образовательным программам. Полемика, критика, конфронтация – такими словами обычно характеризуют Движение американских индейцев, и ДАИ достойно этой репутации. В 1972 году облик ДАИ драматически переменился. «Это произошло, — говорит Рамон Робидо, — когда мы выдвинулись на арену борьбы за гражданские права для всего индейского народа, а не только для городских индейцев».
И в 1972 году ДАИ получило национальное признание. Деннис Бэнкс относит этот организационный рост во многом на счет влияния Клайда Беллекурта: «Из-за своей агрессивности Клайд был избран первым председателем ДАИ, и это благодаря его организационным усилиям Движение американских индейцев стало общенациональной организацией». В том же году усилилась конфронтация ДАИ с белым обществом (истеблишментом), и кульминацией этих инцидентов стала недельная оккупация здания БДИ в Вашингтоне – в ноябре 1972 года.
«В Вашингтоне мы достигли успехов по-настоящему, — сказал Деннис Бэнкс, — и ДАИ приняло в этом самое непосредственное участие». В начале ноября около 500 индейцев, мужчин, женщин и детей, нагрянули в Вашингтон. Этот марш они назвали «Тропой нарушенных договоров». Во время своего похода они захватили здание БДИ, объявив его «Посольством коренных американцев». Воины были вооружены боевыми дубинками и пистолетами. Они раскрасили лица и пели под звуки боевых барабанов. Внутри здания демонстранты разгромили мебель и пишущие машинки, и унесли часть коллекции индейского искусства и папки, полные правительственных документов. Ущерб зданию составил 2 млн. долларов.
До ноябрьского марша ДАИ организовало выступление во Флагстаффе, Аризона, протестуя против эксплуатации индейцев торговцами Флагстаффа во время ежегодных Пау-Вау, проходивших там. Члены ДАИ были также и в Гордоне, Небраска, пытаясь добиться расследования убийства 51-летнего сиу, Раймонда Желтого Грома. Члены организации захватили военную базу[30] в Миннеаполисе, отстаивая свои права на федеральную землю. Но марш на Вашингтон стал более важной акцией протеста. Причин для демонстрации было много, но их можно выразить в трех главных пунктах:
1) Сторонники ДАИ хотели привлечь внимание общественности к прискорбному положению 800 000 коренных американцев в Соединенных Штатах;
2) Лидеры ДАИ хотели продемонстрировать солидарность и возросшую нетерпимость краснокожих Америки;
3) ДАИ нуждалось в общественной трибуне, с которой могло бы провозгласить свое принципиальное требование – чтобы к индейскому народу относились как к суверенной нации, которая никогда не отказывалась от своего суверенитета.
В Капитолии ДАИ достигло двоякой цели. Организации на некоторое время удалось привлечь внимание общественности, однако на нее обрушилась волна критики не только со стороны Конгресса, но и со стороны других индейцев. Хотя многие индейцы поддерживали ДАИ, более консервативные лидеры полностью отреклись от организации, и назвали ее членов «маоистами» и «революционерами». Что касается требований ДАИ, федеральное правительство согласилось создать исследовательскую группу, чтобы рассмотреть этот вопрос, и оплатило отъезд демонстрантов по домам. Многие вернулись в Миннеаполис, или в другие города с индейским населением; многие вернулись в резервации. За свою 4-летную историю ДАИ открыло 40 отделений в различных резервациях и районах городов, включая Денвер и Лос-Анджелес.
Но ДАИ не удовлетворилось достигнутым в Вашингтоне. Через три месяца несколько лидеров ДАИ поехали в Кастер, Южная Дакота,
протестовать, по словам Рамона Робидо, «против двойного стандарта правосудия в Южной Дакоте».
Перед прибытием ДАИ белый убил ножом индейца Уэсли Бэд Харта в баре Буффало Гэп близ Кастера. Между ними несколько дней назад произошла ссора, в которой противник грозил убить Уэсли. Этому были свидетели, однако напавший был впоследствии обвинен всего лишь в непредумышленном убийстве второй степени.
Лидеры ДАИ были в ярости. «В конце концов, — говорит Рамон Робидо, — индеец при тех же самых обстоятельствах был бы обвинен в умышленном убийстве». Итак, члены ДАИ прибыли в Кастер 6 февраля 1973 года, и в холодную зимнюю южнодакотскую погоду провели демонстрацию протеста, пытаясь заставить прокурора изменить обвинение. Когда это не удалось, демонстранты подожгли здание суда. Пламя было немедленно потушено пожарными Кастера. Между тем другие демонстранты спалили здание Торговой палаты.
Прокурор Кастера в конце концов согласился расследовать убийство. Рамон Робидо вел это расследование совместно с Фредом Габори[31], адвокатом-индейцем из Лос-Анджелеса. «Мы еще не успели завершить наши исследования и составить отчет, — говорит Рамон Робидо, — как они поспешно передали дело в суд – окружному жюри Кастера. Они оправдали убийцу, мы и подумать не могли о таком».
Тем временем в резервации Пайн-Ридж близ Кастера индейцы оглала сиу попросили у ДАИ помощи в борьбе против председателя своего племенного Совета Ричарда Уилсона. Против Уилсона были выдвинуты обвинения в: злоупотреблении племенными фондами, получении взяток от строительной фирмы из Рапид-Сити, росте собственного жалованья вопреки желаниям племенного Совета, выборе членов своей семьи для общественных работ. По данным ДАИ оглала за предшествующий год четырежды пытались сместить Уилсона; последняя такая попытка была в феврале 1973 года. В это время Уилсон председательствовал вопреки своему «импичменту» и объявлял себя невиновным по всем обвинениям.
После провала последней попытки «импичмента», говорят члены ДАИ, оглала призвали трех своих традиционных вождей действовать. Эти вожди позвали на помощь Движение американских индейцев; совместные встречи произошли 25, 26 и 27 февраля. «На собрании 27 февраля, — сказал Деннис Бэнкс, — к нам подошли две женщины оглала – Глэдис Биссонет и Эллен Мувз Кэмп. Они плакали и умоляли традиционных вождей действовать». Бэнкс сказал, что женщины «хотели знать, есть ли среди индейцев еще мужчины, где их найти». «Пока длилось это собрание, — говорит Бэнкс, — маленький зал в Калико оказался переполненным, и мы решили перейти в другое общинное здание – в Поркупайне».
Как раз посередине между поселениями Калико и Поркупайн находится маленькая деревня Вундед-Ни – место, где произошло убийство двухсот индейцев, — мужчин, женщин и детей, — Седьмым кавалерийским полком в 1890 году. По дороге в Поркупайн индейцы оглала и лидеры ДАИ остановились в Вундед-Ни у этой братской могилы. «Пока мы были там, — говорит Бэнкс, — мы поняли, что не можем идти дальше. Мы остались там, в Вундед-Ни, и приняли решение. Мы решили, что не покинем Вундед-Ни до тех пор, пока справедливость не придет в страну индейцев».
Военная оккупация Вундед-Ни, Южная Дакота, официально началась во вторник, 27 февраля. В среду это поселение окружил судебные исполнители и агенты ФБР, и на этих четырех квадратных метрах земли, которую ДАИ провозгласило отделившейся от Соединенных Штатов, началось ожесточенное противостояние. Вернон Беллекурт, являвшийся со своим братом Клайдом руководителем Движения американских индейцев и его национальным директором, в это время не был на оккупированной территории. От имени своих соратников он огласил требования, выдвинутые ДАИ. Они заключались в следующем:
1) убрать Ричарда Уилсона с поста президента племенного Совета оглала сиу;
2) Конгрессу расследовать деятельность Бюро по делам индейцев;
3) признать договор, заключенный в Форте Ларами в 1868 году;
4) расследовать обстоятельства нарушений 371 договора;
5) признать за индейским народом права на суверенитет.
Оккупация Вундед-Ни длилась более двух месяцев. Ее результатом было широкое «паблисити» для ДАИ и предъявление уголовных обвинений сотне его членов. Обе стороны сложили оружие 8 мая, после того, как вожди и предводители оглала сиу подписали соглашение с федеральным правительством. Правительство пообещало: 1) рассмотреть обвинения, выдвинутые против Уилсона; 2) провести договорные встречи с племенем оглала относительно договора, заключенного в 1868 году в Форте Ларами.
После Вундед-Ни участники осады разошли по домам во всех концах страны. Как сказал один из членов ДАИ, студент права из Лос-Анджелеса: «Я чувствую – мы совершили что-то… Самое меньшее, что я совершил – я готов был умереть ради дела».
Многие из них, покидая резервацию Пайн-Ридж, знали, что их могут снова вернуть сюда, чтобы привлечь к суду в Сиу Фоллз по обвинениям, колеблющимся от разрушения собственности и вторжения до грабежа. Для двоих лидеров осады, Дениса Бэнкса и Рассела Минса, арест 8 мая стал прелюдией к неделям и месяцам тюрьмы. Бэнксу и Минсу были предъявлены обвинения в заговоре.
Процесс над ними, который ДАИ назвало «процессом века», начался 8 января 1974 года в Сент-Поле, Миннесота, и продолжался более восьми месяцев вплоть до полного снятия обвинений с Минса и Бэнкса по причине «государственных злоупотреблений».
Движение американских индейцев остается самой боевой и передовой из индейских организаций. Рожденная из безысходности жизни в индейских городских гетто, эта организация поднялась до общенационального уровня за короткий, четырехлетний, срок. Лидеры ДАИ утверждают, что прошлая борьба – пример для будущего. Они утверждают, что не успокоятся до тех пор, пока справедливость не придет к индейцам, пока не будет одержана победа над так называемыми традиционными врагами индейского народа – христианством, Бюро по делам индейцев, системой белого образования для индейских детей. Подобно Мартину Лютеру Кингу, ДАИ вынашивает свою мечту. Говоря словами Вернона Беллекурта: «Мы не успокоимся, пока каждый индейский народ не обретет суверенитет и не будет представлен в Индейской Организации Объединенных Наций». Деннис Бэнкс добавляет: «Индейцы не могут больше «воевать» по выходным дням.
Война идет в судах. Война идет в школах. Война идет в Бюро по делам индейцев, в Вашингтоне. Самая длинная война продолжается».
Индейские лидеры
Вайн Делория-младший
Пожалуй, ни один индейский лидер не обращается ко всем Коренным Американцам. Так много существует племен, языков и обычаев. Есть племенные лидеры и организации, которые иногда поднимают голос в защиту всех Коренных Американцев, но все же они чаще говорят для части индейского населения или для групп с отдельными интересами. Если, однако, есть индейские лидеры, достигающие общности вопреки всем племенным барьерам и различиям, — так это, скорее всего, Вайн Делория-младший. Бывший исполнительный директор Национального Конгресса Американских Индейцев и автор двух страстных манифестов: «Кастер погиб за ваши грехи» и «Мы говорим, вы слушайте», Вайн Делория красноречиво и с горьким юмором облекает в слова тревоги, боль и надежду американских индейцев.
Вайн Делория-младший родился в 1933 году в Мартине, Южная Дакота, — в городе, который находится на границе индейской резервации Пайн-Ридж. Его отец был епископальным миссионером, как и его дед; и ранние опыты Вайна Делории-младшего были смесью христианства и индейского традиционализма. Когда ему было 17 лет, его семья переехала в Айову; вскоре он поступил во флот. После службы Делория поступил в семинарию, но так никогда и не был посвящено в духовный сан, ибо, как он сам поясняет, потерял веру «в религию белого человека». Вместо этого он пошел работать в Объединенную Службу Школ[32] — организацию, занимающуюся обучением в колледжах и школах второй ступени для учащихся-индейцев и чиканос. В 30 лет Делория был избран директором Национального Конгресса Американских Индейцев.
Как директор НКАИ, Делория сначала пытался решить проблемы Коренных Американцев по образцу своих предшественников. Он проводил совещания, работал с правительственными агентствами, помогал составлять многочисленные проекты и планы, желая магически разрешить так называемую «индейскую проблему». Но в 1967 году он сказал, что «бег по кругу совещаний», как он назвал это, не может дать никакого эффекта. Индейские лидеры, работавшие на местах, — в резервациях и в городских гетто, — делали гораздо большие успехи в улучшении экономического и социального положения индейцев. Эти лидеры, понял Делория, умели объединять отдельные общины в единый союз и использовать такое объединение как эффективное оружие для влияния на местных белых политиков. И в этом союзе приходит чувство единства и чувство гордости своим индейским происхождением.
Индейское самоопределение – вот о чем говорили новые индейские лидеры; и Делория-младший признал силу этой фразы. Позже, в 1967 году, он решил получить юридическое образование, ибо, как он поясняет, новая индейская революция отчаянно нуждалась в юристах. В это же время он написал книгу «Кастер платил за ваши грехи: Индейский Манифест», которая получила повсеместное признание. Вмиг Делория приобрел международную и национальную известность, как «Сиу из Стэндинг Рока», пишущий с едким юмором. Вслед за первым успехом появилась книга «Мы говорим, вы слушайте», в которой он сражается с проблемами американского общества. Создавая первые две книги, разъезжая по стране с речами, давая интервью и статьи в газетах, присутствуя на многочисленных собраниях индейцев, он сумел еще и заслужить диплом юриста в университете Колорадо.
Не только индейцы признали Делорию одним из главных своих ораторов, но и другие угнетенные меньшинства. Он был членом организаций «Совет по Вопросам Голода и Недоедания»[33] и «Национальная Служба за права бедных».[34] Он заслужил репутацию лидера, умеющего говорить о проблемах чиканос, чернокожих, белых бедняков и религиозных меньшинств.
Но в историю он войдет прежде всего как индейский лидер. Индейский народ все еще раздроблен, но индейцы стремятся к союзу по многим направлениям. Вайн Делория-младший – один из лидеров, призывающих к такому союзу.
Вернон Беллекурт
Он – бывший заключенный, бывший парикмахер, бывший торговец недвижимостью, если бы он не добился своего, он не был бы гражданином США. Это Вернон Беллекурт, национальный директор Движения американских индейцев.
Вернон Беллекурт родился 17 октября 1931 года в резервации Уайт-Эрс в Миннесоте. Кроме него, в семье было еще 11 детей. В девятом классе он бросил школу, пятнадцатилетним подростком покинул резервацию и приехал в Миннеаполис. К 20 годам он стал преступником, так как, по его словам, ожесточился против белого общества, систематически уничтожающего индейский народ.
Запутавшийся, озлобленный, он стал опытным грабителем. В конце концов, его схватили и посадили в тюрьму по обвинению в вооруженном грабеже. Он был освобожден условно, но вскоре арестован за следующее преступление. Отсидев три с половиной года, он был вторично освобожден, и, вернувшись в Миннеаполис, открыл салон красоты. В это время ему было 25 лет.
За 15 лет Беллекурт сумел влиться в общество белых. Его признали как известного парикмахера под именем м-р Вернон из Миннеаполиса. Затем он занялся торговым бизнесом, и на время стал агентом по продаже недвижимости. Но за внешностью преуспевающего бизнесмена, живущего в белом пригороде, Беллекурт скрывал пустоту, мучительное ощущение того, что он идет по ложному пути. В 1969 году он взял недельный отпуск и приехал к своему брату Клайду, ставшему основателем Движения американских индейцев.
Навестив брата, будущего национального директора новорожденной организации, Вернон Беллекурт начал вновь обретать чувство гордости своим индейским происхождением. Он отпустил длинные волосы, выбросил свой костюм «белого» бизнесмена, и, как он стоически замечает, развелся со своей «белой» женой. В 1972 году его избрали национальным содиректором ДАИ.
Он основал отделение (штаб-квартиру) ДАИ в Денвере. В ноябре того же года он участвовал в марше на Вашингтон «Тропой нарушенных договоров». Весной следующего года грянула осада Вундед-Ни, но он не участвовал непосредственно в этой акции, выступая как оратор и оказывая поддержку своим осажденным братьям.
Как оратор, Вернон Беллекурт стал символом индейской воинственности. Он высок, носит косы, выступает с большим чувством собственного достоинства. Оджибве по крови, он, однако, говорит об индейском союзе. Одна из его основных целей – чтобы за индейским народом признали право на суверенитет, чтобы индейцы вошли в ООН как независимая нация.
Мел Том
Его зовут «Маленьким Медведем». Некоторые из ярых его поклонников, — и враги, — зовут его «Мао Цзе Том». Этот невысокий, коренастый пайют получил специальность инженера. За несколько лет он стал пламенным голосом индейской молодежи – самой решительной и активной части индейского народа, называющей себя «Красными Мусульманами».
Мел Том родился 28 июля 1938 года в резервации Уолкер Ривер, Невада. Пайют, он вырос в культурной атмосфере, сохранившей прочные и гордые традиции бэнда Уолкер Ривер. Его народ был одним из племен, дольше всего сражавшимся с правительством США. (Последняя битва произошла в 1911 году в солончаковой пустыне Невады.) В его народе было много героев, среди них – Вовока, пророк, возглавивший знаменитую религию сиу Пляска Духов. Эти традиции и трайбализм пайютов Уолкер Ривер глубоко отпечатались в его характере и стали стержнем его мировоззрения.
Мальчиком, вспоминает со смехом Том, он работал ковбоем. Потом он поехал на стройку, и там решил стать инженером. В 19 лет он был зачислен в университет Бригема Янга в Прово, Юта. Четыре года спустя, летом 1961 года, он поехал в Чикаго, чтобы принять участие в Конференции американских индейцев в университете Чикаго.
На конференции в Чикаго было несколько молодых индейских лидеров, и скоро они освободились от риторики тех, кого они называли «Дядями Томагавками».
Они созвали собрание молодежи и составили заявление, в котором говорилось, что индейский народ имеет право на суверенитет и самоуправление. Десять этих молодых лидеров встретились в августе того же года на Межплеменном Церемониале, состоявшемся в Гэллапе, Нью-Мексико.
Целью съезда в Гэллапе было сформировать новое движение, которое включило бы индейскую молодежь в сохранение индейских ценностей и в борьбу за самоопределение. Движение получило название «Национальный Совет Индейской Молодежи», и Мел Том был избран президентом Совета. «Индейцы хотят остаться индейцами», — написал Мел Том в тот же день в Заявлении о целях движения. Он добавил: «Индейское происхождение всегда (как бы уважительно об этом не говорили) рассматривалось как недостаток».[35]
В том же году Том окончил университет Бригема Янга, получив специальность инженера, и вернулся в свою резервации, где его избрали председателем племенного Совета. В то время он продолжал выдвигать концепцию нового трайбализма, отвергающей ассимиляцию и утверждающей сохранение своей индейской подлинности. «Мы не хотим растворяться в общем течении, — сказал Том в речи на Конференции американских индейцев по проблемам бедности в мае 1964 года. – Мы хотим остаться индейцами». Он настаивал: «Мы не собираемся исчезать… мы остаемся здесь…»[36]
За семь лет, которые он пробыл на посту председателя НСИМ, Том изъездил всю страну от Вашингтона до Вашингтона, утверждая свою концепцию индейского самоопределения и самосознания. Он создавал подкомитеты по проблемам бедности, помогал организовывать движения протеста подобно вашингтонским «фиш-инз», выступал в университетах и на конференциях индейцев. Он стал горячим сторонником Движения Красной Силы. Затем, в 1968 году, он оставил НСИМ, решив служить своему племени в собственной резервации.
С тех пор Мел Том живет как резервационный индеец, став председателем Совета резервации Уолкер Ривер. «Мне хватает здесь работы, — сказал он в интервью, данном в октябре 1973 года, — приходится заботиться о многом…»
[1] John Trudell.
[2] “Alcatraz Island Becomes Indian Freedom Symbol”, The Grand Rapid Press, March 29, 1970 p. 3 A.
[3] Quinault.
[4] “The Dich Cavett Snow”, March, 1973. Вернон Беллекурт, Роберт Барнет из Совета по гражданским правам американских индейцев и трое традиционных вождей оглала сиу выступили на этом обозрении, представляя одну из сторон конфликта в Вундед-Ни.
[5] Там же.
[6] Там же.
[7] Gary Blonston “The Indian Troubles of’73”. Detroit Free Press, April 8, 1973, p.4 D.
[8] Stan Steiner, “The New Indians” /New York: Delta Books, 1968/ p. 269
[9] “Red Power”, Grand Rapid Press, January 11, 1970, p. 3 A.
[10] Vine Deloria “Jr. Custer Deed for Your Sins: An Indian Manifesto” /New York: Avon, 1969. pp. 181-182.
[11] Alvin M. Josephy, Jr, ed., “Red Power. The American Indian fight for freedom”. /Scarberough, Ont.: Mc Grew-Hill Byerston, 1971/ p.5.
[12] Ibid, p. 188, citting a letter sent to Indians of all tribes in North America, December 16, 1969.
[13] Цифры 1973 г. даны Министерством Внутренних Дел США в докладе «Статистика индейского образования». Цифры округлены. Интересующиеся текущей статистикой просим писать в Министерство Внутренних Дел.
[14] “Statistics Concerning Indian Education”, U.S. Department of the Interior, fiscal year 1971.
[15] Josephy, “Red Power”, p. 157; цитата из доклада 1969 г. Сенатскому Комитету по труду и общественному благосостоянию Особого Подкомитета Сената по индейскому образованию.
[16] Rough Rock Demonstration School.
[17] “The Angry American Indian Starting Down the Protest Trail”, Time, /February 9, 1970/, p. 16.
[18] “Red Power”, Grand Rapid Press, January 11, 1970, p. 3 A.
[19] Dawes General Allotment Act.
[20] Indian Clains Commission.
[21] “The Angry American Indian Starting Down the Protest Trail”, Time, /February 9, 1970/, p. 18.
[22] Navajo Forest Products Industry.
[23] As reported in the October 13, 1969, issue of Senior Sebolastic, p.7.
[24] Power.
[25] Josephy, “Red Power”, p. 146; цитируется ответ Объединенных племен Юго-Востока (USET) на предложение передать дела индейцев в ведение штатов.
[26] Theresa Pindegayosh.
[27] Concerned Indian Citizen Coalition.
[28] Concerned Indian Americans – CIA.
[29] Дословно – «быть духовным». (Прим. переводчика.)
[30] Naval Air Guard.
[31] Fred Gabouric.
[32] United Scholarship Service.
[33] Board of Inguiry on Hunger and Malnutrition.
[34] National Office for the Rights of the Indigent.
[35] Stan Steiner, The New Indians, p. 305.
[36] Josephy, Red Power, p. 55.
http://www.lakota-indians.narod.ru/RedPower.html
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ.
1.
HTTP://WWW.ERAA.RU/ERAARUS/SIBERIA2.HTM
2.
ПЛАТОНОВ О. «ПОЧЕМУ ПОГИБНЕТ АМЕРИКА. КОНЕЦ ИМПЕРИИ ЗЛА». РУССКИЙ ВЕСТНИК. №11-13, 1998 Г
.
3.
«ИНДЕЙЦЫ АМЕРИКИ — МНОГО ДЕНЕГ, МНОГО АЛКОГОЛЯ, МАЛО ОБРАЗОВАНИЯ»
4.
«АМЕРИКАНСКИЕ ИНДЕЙЦЫ ТРЕБУЮТ ОТ ПРАВИТЕЛЬСТВА США 137 МЛРД. ДОЛЛАРОВ»
5. M. MOORE «STUPID WHITE MEN». PIPER VERLAG GMBH, MÜNCHEN 2002
6.
«СЕКРЕТНОЕ СЕРДЦЕ ВОЙНЫ»
7.
«ВЕНЕСУЭЛА: УГО ЧАВЕС ОБВИНИЛ КОЛУМБА В ГЕНОЦИДЕ»
8.
«ИЗГНАНИЕ ЧЕРОКИ»
9.
ЛИЗ КЕРТИС «ВСЕ ТА ЖЕ СТАРАЯ ИСТОРИЯ: КОРНИ АНТИИРЛАНДСКОГО РАСИЗМА»
(прошлое
и настоящее)
Сегодня,
говоря о Соединенных
Штатах Америки,
многие представляют
себе современное,
мощное государство
с высоким уровнем
жизни населения
и устоявшимися
демократическими
институтами.
Но все ли в порядке
в этой стране,
имеют ли граждане
США моральное
право быть
третейскими
судьями в мировых
проблемах и
безапелляционно
судить о состоянии
прав человека
в других странах?
Бросив взгляд
на историю
создания этого
государства,
претендующего
на всеобъемлющее
первенство
в современном
мире, мы сможем
убедиться, что
все очень непросто
с правами человека
и в «самой
демократической»
стране. Со времен
Колумба и
конкистадоров
и до 20-го столетия
шло фактическое
завоевание
земель обширного
континента.
Выходцы из
европейских
государств,
по различным
причинам покинувшие
родные земли
(главным образом
из-за неладов
с законом), любители
быстрой наживы,
авантюристы
всех мастей
и пр. хлынули
на освоение
обширных и
благодатных
земель Америки.
Сами европейские
государства
не оставались
в стороне и
захватывали
огромные куски
«свободной»
территории.
Захватчики
устанавливали
свои законы
и порядки, воевали
друг с другом,
перенося,
политические
и военные игры
Старого Света
на новые земли
Нового Света.
А насколько
свободны были
эти земли? Необитаемы
ли они были?
Конечно же,
нет. На всех
этих землях
проживали
многочисленные
племена индейцев,
многие столетия
бывших истинными
хозяевами этих
земель. Коренное
население
Северной Америки
– индейцы и
эскимосы –
заселили этот
континент
задолго до
прихода туда
белого человека.
Т.е. земли эти
были заселены
людьми с устоявшимся
складом исторического,
культурного
и экономического
развития, со
своим языком,
традициями,
способами
хозяйствования
и практикой
общения. Но по
своей «доброй»
традиции европейские
завоеватели
считали себя
миссионерами,
несущими диким
племенам «свет
христовой идеи»
(в своем понимании),
а тех, кто не
хотел отдать
свои земли,
свои права,
свой образ
жизни – просто
уничтожали.
В этом преуспели
многие страны
Европы: Испания,
Англия, Франция,
Португалия
и др., а со стороны
Аляски даже
Россия поучаствовала
в дележе чужих
земель.
Итак, «свободные»
земли «осваивались»,
американская
государственность
формировалась
и крепла, а
аборигены-индейцы
продолжали
путаться под
ногами «цивилизованных»
бледнолицых
завоевателей.
Причем, «краснокожие
дикари», поначалу
гостеприимно
принимавшие
«бледнолицых
христолюбивых
братьев», в
силу своих
«диких» обычаев
(о добрых нравах
индейцев подробно
и справедливо
писал один из
основоположников
американской
демократии
и авторов конституции
США — Бенджамин
Франклин), затем
опомнились,
поняв, что их
изгоняют с
веками принадлежащих
им земель, и
начали противостоять
захватчикам…
Какими прекрасными
воинами были
индейцы многие
могут судить
по замечательным
романам и рассказам
Фенимора Купера.
Массовое
физическое
уничтожение
индейцев –
исторический
пример неслыханного
геноцида,
сопоставимого
с Холокостом…
Белые завоеватели
применяли
отработанные
и проверенные
временем приемы:
от разделяй
и властвуй — до
прямого уничтожения.
С наивными и
неискушенными
в маккиавелиевской
политике вождями
индейских
племен, веривших
данному слову,
бледнолицые
заключали
договоры о мире
и добрососедстве,
а затем грубо
нарушали эти
договоренности,
ложью и силой
изгоняя индейцев
с хороших земель.
Зная о межплеменных
противоречиях,
ловко их используя,
европейцы
обманом натравливали
одни племена
на другие, а
потом уничтожали
и тех и других…
На крови,
неправде и
грубом попрании
прав человека
возросло и
сформировалось
государство,
считающее себя
эталоном демократии
и защиты прав
человека.
Просто необходимо
привести слова
Бенджамина
Франклина
(1706–1790) из его «Заметок
относительно
дикарей Северной
Америки»:
«Мы называем
их дикарями,
потому что их
нравы отличаются
от наших, которые
мы считаем
верхом учтивости;
они думают то
же самое о своих
нравах.
Возможно,
если бы мы могли
беспристрастно
изучить нравы
различных
наций, мы не
нашли бы ни
одного народа,
настолько
грубого, чтобы
у него не было
хотя бы некоторых
правил вежливости,
также как мы
бы не нашли ни
одного настолько
благовоспитанного
народа, у которого
бы не было остатков
грубости.
Индеец
если молод, то
он охотник или
воин; если старик,
то член совета,
так как все
управление
осуществляется
у них советом
мудрецов; у них
нет полиции,
тюрем, нет
чиновников,
чтобы заставлять
подчиняться
или налагать
наказание.
Поэтому они
обычно изучают
красноречие,
и лучший оратор
имеет большее
влияние. Индейские
женщины возделывают
землю, готовят
пищу, нянчат
и воспитывают
детей, хранят
и передают
потомству
память об
общественных
делах. Эти занятия
мужчин и женщин
считаются
естественными
и почетными.
Имея незначительное
количество
искусственных
потребностей,
они располагают
избытком досуга
для усовершенствования
в разговоре.
Наш трудолюбивый
образ жизни
они по сравнению
со своим считают
рабским и низменным,
а ученость,
которую мы
высоко ценим,
пустячной и
бесполезной.
Примером этого
может служить
договор, подписанный
в Ланкастере,
в Пенсильвании,
в 1744 году между
правительством
Виргинии и
Шестью Нациями.
После того как
основное дело
было улажено,
посланники
Виргинии обратились
к индейцам с
речью и сказали,
что в Вильямсбергском
колледже имеются
средства для
обучения индейской
молодежи, и что
если вожди
Шести Наций
пошлют полдюжины
своих сыновей
в этот колледж,
то правительство
позаботится
о том, чтобы
они были хорошо
обеспечены
и обучены всем
наукам белых
людей. Одним
из правил индейской
вежливости
является не
отвечать на
общественное
предложение
в тот же самый
день, когда оно
сделано; они
думают, что это
может быть
расценено как
легкомыслие,
и поэтому они,
проявляя уважение
к такому важному
делу, откладывают
его, чтобы обсудить.
Поэтому они
отложили свой
ответ до следующего
дня. Их оратор
начал с того,
что выразил
глубокое чувство
благодарности
правительству
Виргинии за
это предложение.
«Потому что
мы знаем — сказал
он, — что вы высоко
цените науки,
которым обучают
в колледже, и
что содержание
наших молодых
людей будет
очень дорого
для вас. Поэтому
мы убеждены,
что этим предложением
вы хотите сделать
нам доброе
дело; и мы сердечно
вас благодарим.
Но вы мудры и
должны знать,
что разные
нации по разному
мыслят, и поэтому
вы не должны
обижаться, если
наши представления
о такого рода
обучении не
совпадут с
вашими. У нас
есть в этом
некоторый опыт,
несколько наших
юношей недавно
получили образование
в колледжах
северных провинций,
они были обучены
всем вашим
наукам; но когда
они возвратились
к нам, то оказалось,
что они плохие
бегуны, не знают,
как жить в лесах,
неспособны
переносить
холод и голод,
не умеют строить
хижины, охотиться
на оленей, убивать
врагов, хорошо
говорить на
нашем языке,
и поэтому они
неспособны
быть ни охотниками,
ни воинами, ни
членами совета;
они вообще ни
на что не годны.
Однако это не
уменьшает нашей
благодарности
за ваше доброе
предложение,
хотя мы не склонны
принять его;
и чтобы показать
вам это, мы, если
жители Виргинии
направят нам
дюжину своих
сыновей, позаботимся
как можно лучше
об их воспитании,
обучим их всему,
что мы знаем,
и сделаем из
них настоящих
мужчин».
Имея возможность
часто собирать
общественные
собрания, индейцы
добились большого
порядка и
благопристойности
в их проведении.
Старики сидят
в передних
рядах, воины
в следующих,
а женщины и
дети в самых
задних. Дело
женщин пристально
наблюдать за
тем, что происходит,
запечатлевать
все в памяти
(так как у них
нет письменности)
и передавать
это своим детям.
Они как бы являются
летописью
собраний и
передают из
поколения в
поколение
соглашения,
заключенные
сто лет назад.
Если мы сравним
их сведения
с нашими записями,
то всегда найдем
их точными.
Тот, кто собирается
говорить, встает.
Остальные
хранят молчание.
Когда говорящий
садится на
место, ему дается
пять или шесть
минут для того,
чтобы сосредоточиться,
и, если он пропустил
что-нибудь из
того, что намеревался
сказать, или
хочет что-нибудь
добавить, он
снова может
подняться и
сказать. Перебивать
другого, даже
в общей беседе,
считается в
высшей степени
неприличным.
Как это отличается
от поведения
благовоспитанной
английской
палаты общин,
где редкий день
проходит без
какого-нибудь
беспорядка,
что заставляет
председателя
кричать до
хрипоты, призывая
к порядку. Как
это отличается
от способа
беседы во многих
изящных салонах
Европы, где,
если вы не произнесли
свое суждение
с большой скоростью,
вас перебьют
на полуслове
нетерпеливой
болтовней те,
с кем вы разговариваете
и никогда не
дадут докончить
вашу фразу!
Вежливость
этих туземцев
в разговоре
приводит к
крайности, так
как не разрешает
им противоречить
или отрицать
то, что утверждается
в их присутствии.
С помощью этого
средства они
избегают пререканий,
но зато становится
трудным узнать,
что у них на
уме и какое
впечатление
вы производите
на них. Все
миссионеры,
которые пытались
обратить их
в христианство,
жаловались
на это, как на
одну из трудностей
своей миссии.
Индейцы внимательно
слушают, когда
им объясняют
истины евангелия,
и делают свои
обычные знаки
согласия и
одобрения, и
вы думаете, что
все дошло до
их сознания.
Ничего подобного.
Это только
вежливость.
Шведский
священник
собрал вождей
индейцев Сусквеханны,
произнес проповедь,
познакомив
их с основными
историческими
фактами, на
которых основана
наша религия,
как то: грехопадение
наших прародителей,
которые съели
яблоко, пришествие
Христа, чтобы
искупить зло,
его чудеса и
страдания и
т. д. Когда он
кончил, поднялся
индейский
оратор, чтобы
поблагодарить
его. «То, что вы
нам рассказали
— сказал он, — очень
хорошо. Действительно,
очень плохо
кушать яблоки.
Гораздо лучше
сделать из них
сидр. Мы очень
обязаны вам
за то, что вы
были настолько
добры, что пришли
так далеко и
рассказали
нам то, что вы
слышали от
своих матерей.
В самом начале
наши отцы имели
только мясо
животных для
своего существования,
а если охота
была неудачной,
то они голодали.
Двое наших
молодых охотников,
убив оленя,
разожгли в лесу
огонь, чтобы
поджарить его.
Когда они уже
совсем собрались
удовлетворить
свой голод, они
увидели, как
прекрасная
молодая женщина
спустилась
с облаков и
села на том
холме, который
вы видите там,
между Голубыми
горами. Они
сказали друг
другу, что это
дух, который,
наверное, услышал
запах жареной
оленины и захотел
съесть кусок;
давай дадим
ей немного. Они
угостили ее
языком, ей понравился
его вкус и она
сказала: «Ваша
доброта будет
вознаграждена,
прийдите на
это место через
тринадцать
лун, и вы найдете
нечто очень
ценное для
вашего пропитания
и для пропитания
ваших детей
до последнего
поколения.»
Они так и сделали
и, к своему
удивлению,
нашли растения,
которых они
никогда раньше
не видели и
которые с тех
древних времен
постоянно
выращиваются
у нас к нашему
большому благу.
Там, где ее правая
рука коснулась
земли, они нашли
маис, там, где
ее левая рука
коснулась
земли, они нашли
фасоль, а там,
где она сидела,
они нашли табак.»
Добрый миссионер
почувствовал
отвращение
к этой пустой
сказке и сказал:
«То, что я вам
рассказал, было
святой истиной,
а то, что вы
говорите, только
небылица, вымысел
и ложь». Оскорбленный
индеец ответил:
«Мой брат, мне
кажется, что
ваши друзья
не дали вам
достаточного
образования,
они не достаточно
хорошо обучили
вас правилам
общепринятой
вежливости.
Вы видели, что
мы понимаем
эти правила
и пользуемся
ими и поэтому
верим всем
вашим рассказам,
почему же вы
отказываетесь
поверить нашим?»
Когда кто-нибудь
из индейцев
приходит в наши
города, наши
люди способны
собираться
толпой вокруг
них, разглядывать
их и беспокоить
их, тогда как
они хотят быть
в одиночестве;
они считают
это большой
грубостью и
результатом
недостатка
в обучении
правилам вежливости
и хорошим манерам.
«В нас — говорят
они, — столько
же любопытства,
сколько и в
вас, и когда вы
приходите в
наши селения,
мы, по возможности
хотим посмотреть
на вас; но для
этой цели мы
прячемся в
кустах, мимо
которых вы
должны проходить,
и никогда не
навязываем
вам своего
общества».
Чтобы
войти в чужое
селение, у них
тоже имеются
свои правила.
Считается
невежливым,
если во время
путешествия
чужестранец
внезапно войдет
в деревню и не
даст никакого
уведомления
о своем приближении.
Поэтому, как
только они
доходят до того
места, откуда
их могут услышать,
они останавливаются
там и кричат
до тех пор, пока
их не пригласят
войти. Обычно
два старика
выходят к ним
и вводят их в
селение. В каждой
деревне есть
свободное
помещение,
называемое
«дом чужеземца».
Здесь их помещают,
а старики ходят
от хижины к
хижине и оповещают
жителей, что
пришли чужестранцы,
которые, возможно,
голодны и устали;
и каждый посылает
им то, что он
может дать из
пищи, и шкуры,
чтобы было на
чем спать. Когда
странники
подкрепятся
и отдохнут, им
приносят трубки
и табак; и только
тогда, а не раньше,
начинается
разговор, задаются
вопросы, кто
они, куда идут,
какие новости
и т. д.; обычно
разговор кончается
предложением
услуг, если
странникам
нужен проводник
или что либо
еще необходимое
для продолжения
путешествия;
за услуги не
требуется
никакого
вознаграждения.
Такое же гостеприимство,
которое считается
у них основной
добродетелью,
существует
и между отдельными
людьми, сообщил
мне переводчик
Конрад Вейер
и привел следующий
пример. Он жил
среди Шести
Наций и хорошо
говорил на
языка могауков.
Когда он ехал
в страну индейцев,
чтобы отвезти
послание нашего
правительства
совету в Онондага,
он заехал в дом
Канассетого,
своего старого
знакомого,
который обнял
его, расстелил
для него меха
и поставил
перед ним вареные
бобы с олениной
и смешал ром
с водой для
питья. Когда
он подкрепился
и зажег свою
трубку, Канассетого
начал беседу,
спросил его,
как он жил те
многие годы,
пока они не
виделись, откуда
он теперь едет,
какова цель
путешествия
и т. д. Конрад
ответил на все
его вопросы,
и когда разговор
начал сникать,
индеец, чтобы
продолжить
его сказал:
«Конрад, ты
долго жил среди
белых людей
и кое что знаешь
об их привычках;
я иногда бываю
в Олбени и наблюдаю,
что раз в семь
дней они закрывают
свои магазины
и собираются
все в большом
доме; скажи
мне, для чего?»
«Они собираются
там, — ответил
Конрад, — чтобы
послушать и
поучиться
хорошим вещам.»
«Я не сомневаюсь,
— сказал индеец,
что именно так
они тебе и сказали,
они и мне сказали
то же самое, но
я сомневаюсь,
что они говорят
правду, и я тебе
скажу, почему.
Недавно я приехал
в Олбени, чтобы
продать шкуру
и купить одеяла,
ножи, порох,
ром и прочее.
Вы знаете, что
я обычно имею
дело с Гансом
Хансоном, но
на этот раз мне
захотелось
обратиться
к другим купцам.
Тем не менее
я сначала зашел
к Гансу и спросил,
сколько он
может дать мне
за бобра. Он
сказал, что не
может дать мне
больше четырех
шиллингов за
фунт, «Но, — сказал
он, — сейчас я
не могу говорить
о делах; сегодня
такой день,
когда мы встречаемся
все вместе и
учимся хорошим
вещам, и я иду
на это собрание».
Я подумал про
себя: так как
я не могу сегодня
заняться делом,
то почему бы
мне тоже не
пойти на это
собрание, и я
пошел с ним.
Там стоял человек
в черном, и что-то
сердито говорил
собравшимся.
Я не понял, что
он говорил, но,
заметив, что
он все время
смотрел на меня
и на Хансона,
я решил, что он
сердится, что
я здесь; поэтому
я вышел, сел
около дома и
зажег трубку,
ожидая, когда
кончится собрание.
Мне показалось,
что человек
упомянул что-то
вроде бобра,
и я предположил,
что, возможно,
это было причиной
их собрания.
Поэтому, когда
они вышли, я
обратился к
своему купцу:
«Ну, Ганс, — сказал
я, — надеюсь ты
согласишься
дать больше
четырех шиллингов
за фунт». «Нет,
сказал он, — я
не могу дать
тебе столько,
я не могу дать
больше трех
шиллингов и
шести пенсов».
Потом я говорил
с несколькими
другими торговцами,
но все они пели
одну и ту же
песню — три шиллинга
и шесть пенсов.
И мне стало
ясно, что мое
предположение
было правильным:
как бы они не
притворялись,
что собираются
поучиться
хорошим вещам,
настоящая их
цель — посовещаться,
как бы обмануть
индейцев в
ценах на бобров.
Подумай немножечко,
Конрад, и ты
согласишься.
Если они так
часто встречаются,
чтобы поучиться
хорошим вещам,
то уж пора им
чему-нибудь
научиться. Но
они все равно
невежественны.
Вы знаете, как
мы поступаем.
Если белый
человек, путешествуя
по нашей стране,
зайдет в одну
из наших хижин,
мы все обращаемся
с ним так, как
мы с вами; мы
высушиваем
его одежду,
если он промок,
мы согреваем
его, если он
замерз, даем
ему мясо и питье,
чтобы он мог
утолить свой
голод и жажду;
мы расстилаем
для него хорошие
меха, чтобы он
мог отдохнуть
и поспать; и мы
ничего не требуем
взамен. Но если
я прийду в дом
белого человека
в Олбени и попрошу
еды и питья,
жители скажут:
«Где твои деньги?»,
и если у меня
их нет, они скажут:
«Убирайся
отсюда, индейская
собака». Вот
видишь, они еще
не усвоили даже
таких незначительных
хороших обычаев.
А нам, чтобы
знать их, не
надо собираться
на собрания,
потому что наши
матери обучили
нас этому, когда
мы еще были
детьми. Поэтому
невозможно
поверить, что
их встречи, как
они говорят,
устраиваются
для обучения
хорошему, они
просто сговариваются,
как обмануть
индейцев в
ценах на бобров».
(Бенджамин
Франклин,
» Избранное»)
И Франклин
был не одинок
в своих оценках.
Многие европейцы
понимали жестокость
и подлость
деяний белых
завоевателей
на новых землях
и писали правду
о нравах и обычаях,
уничтожаемых
народов. Вот
что писал Льюис
Генри Морган
(1818-1881) – выдающийся
американский
ученый, этнограф,
археолог и
историк первобытного
общества — еще
в детстве
познакомившийся
с бытом, обитавших
возле его родины
ирокезов:
«Гостеприимство
было среди
ирокезов прочно
укоренившимся
порядком. Если
кто-нибудь
входил в дом
индейца в любой
индейской
деревне, будь
то односельчанин,
соплеменник
или чужой, женщины
дома обязаны
были предложить
ему пищу. Пренебрежение
этим было бы
невежливостью,
более того,
обидой. Если
гость был голоден,
он ел, если он
был сыт, вежливость
требовала,
чтобы он попробовал
еду и поблагодарил
хозяев. Та же
картина повторялась
в любом доме,
куда бы он ни
вошел в любое
время дня. Обычай
этот соблюдался
исключительно
строго, и то же
гостеприимство
распространялось
на незнакомых
людей, принадлежащих
как к своим
племенам, так
и к чужим. Когда
среди американских
индейцев появились
европейцы,
закон гостеприимства
распространился
и на них. Эта
характерная
черта варварского
общества, в
котором пища
являлась главным
жизненным
интересом,
представляет
собой замечательный
факт. Закон
гостеприимства
в той форме, в
какой он действовал
у американских
туземцев, должен
был в конце
концов повести
к уравнению
средств существования.
Не могло случиться,
чтобы в одном
конце индейского
селения или
в какой-нибудь
части индейского
лагеря был
голод и нужда,
а в другом конце
того же селения
или лагеря
царило бы полное
изобилие. Это
показывает,
что уже в период
открытия Америки
у туземцев
существовал
определенный
строй жизни,
на который мы
не обратили
достаточного
внимания.
Одно
из первых известий
о гостеприимстве
индейских
племен Соединенных
Штатов дает
нам экспедиция
Филиппа Амидас
и Артура Барлоу,
снаряженная
сэром Вальтером
Рэйли и посетившая
алгонкинские
племена северной
Каролины летом
1584 года. Экспедиция
пристала к
острову Вококен,
у пролива
Альбермарль,
и сейчас же «со
всех сторон
показалось
множество
людей, вождем
которых был
Гранганимео.
Он всегда точно
исполнял свои
обещания, и мы
поэтому вполне
ему доверяли.
Обычно он присылал
нам каждый день
уток, кроликов,
зайцев и рыбу,
иногда дыни,
лесные орехи,
огурцы, горох
и различные
коренья… Когда
знакомство
совершилось,
я с семью человеками
углубился на
тридцать миль
по реке Оккам,
текущей по
направлению
к городу Скикоак,
и на следующий
вечер мы подошли
к острову,
называвшемуся
Роаноак и отстоящему
от гавани, в
которую мы
вошли, на целых
семь миль. На
северной стороне
стояло девять
домов, выстроенных
из кедра, укрепленных
окружавшим
их остроконечным
частоколом,
вход в который
представлял
собою нечто
вроде турникета.
Когда мы подъезжали,
на встречу нам
вышла жена
Гранганимео
(мужа не было
дома) и приказала
своим людям
вытащить нашу
лодку на берег.
Тут же она велела
вынести нас
на берег на
спинах и отнести
в дом наши весла,
чтобы их не
украли. Когда
мы вошли в следующую
комнату (в доме
их было пять),
она предложила
нам сесть у
пылающего огня.
Затем она взяла
нашу одежду
и вымыла ее, а
нам предложила
вымыть ноги
в теплой воде.
Она делала все
возможное,
чтобы все было
в порядке и
чтоб снабдить
нас продовольствием.
Когда мы обсушились,
она ввела нас
во внутреннюю
комнату и предложила
нам сесть на
стоящую у стены
длинную скамью.
Нас угощали
пшеничной
кашей, намоченным
в воде оленьим
мясом и жареной
рыбой. Затем
нам подали
сырые дыни,
вареные коренья
и разные фрукты.
Для питья
употребляется
кипяченая вода
с имбирем и
настойка целебных
трав. Нельзя
себе представить
более радушный
и гостеприимный
народ. Это
— одно из первых,
а по всей вероятности,
именно первое,
известное нам
английское
описание индейского
быта и встречи
англичан с
индейцами в
Америке.
В
июле 1743 года Джон
Бартрам отправился
из Филадельфии
в Онондага,
чтобы присутствовать,
вместе с Конрадом
Вейзер, на совете
вождей онондага,
мохавков, онейда
и кайюга. В Шемокине
он вместе с
торговцем,
женатым на
индеанке, остановился
в одной делаварской
деревне. «Как
только мы сошли
с лошадей,
— рассказывает
он, — нам
показали куда
сложить наши
вещи и принесли
нам чашу с вареной
тыквой. Это
угощение казалось
скромным, но
путешествие
научило меня
не пренебрегать
простой пищей
индейцев.
Гостеприимство
это приятно
по честной
простоте,
напоминающей
древние времена,
и оно настолько
прочно укоренилось,
что путешественнику
не только сейчас
же предлагают
все, что в данную
минуту готово,
но откладываются
самые спешные
дела, чтобы
приготовить
ему возможно
лучшее угощение,
так как индеец
всегда исходит
из мысли, что
путешественник
голоден. Мы
испытали на
себе приятное
последствие
этого обычая,
когда нас стали
угощать мясом
и хлебом». Мы
имеем здесь
прекрасную
иллюстрацию
исполнения
делаварами
ирокезского
правила — предлагать
пищу всякому
человеку, входящему
в дом. В данном
случае у индейцев
не было ничего,
кроме вареной
тыквы, которую
предложили
путникам немедленно,
а затем занялись
приготовлениями
более сытного
угощения. Обычаи
делаваров и
ирокезов были
в этом случае
тождественны.
Моравский
миссионер Джон
Хекевельдер,
очень долго
проживший среди
индейцев, был
прекрасным
знатоком их
нравов и обычаев.
Он вел миссионерскую
работу, главным
образом, среди
делаваров и
мунси в течение
пятнадцати
лет (1771-1786), в Мускингеме
и Куяхога в
штате Огайо,
и соприкасался
с тускарора
и другими племенами,
родственными
ирокезам. Он
был знаком с
порядками и
обычаями индейских
племен Пенсильвании
и Нью-Йорка.
Его широкие
знания оправдывают
название его
работы: «История,
нравы и обычаи
индейцев, некогда
населявших
Пенсильванию
и соседние
штаты», и придают
полную достоверность
его показаниям.
Вот
как он описывает
общий характер
знакомых ему
индейских
племен. «Индейцы
верят, что Великий
Дух сотворил
землю и все,
что на ней, для
общего блага
людей. Он дал
им страну, обильную
дичью, и сделал
это не для выгоды
немногих, а для
пользы всех.
Все было дано
сынам человеческим
в общее обладание.
Все, что живет
на земле, все,
что на ней
произрастает,
все, что живет
в реках и водах,
текущих по
земле, все это
было дано всем
сообща, и каждый
человек имеет
право на свою
долю. Таков
источник индейского
гостеприимства,
которое является
не добродетелью,
а строгим долгом.
Индейцы никогда
не стараются
найти уважительную
причину, чтобы
чего-нибудь
не дать, наоборот
они щедро делятся
со своими соседями
запасами,
приготовленными
ими для себя.
Индейцы щедры
и гостеприимны
по отношению
ко всем без
всяких исключений,
они всегда
делятся друг
с другом и часто
с чужим человеком
последним
куском. Они
скорее лягут
сами голодными,
чем возьмут
на себя грех
пренебрежения
долгом, который
требует от них
удовлетворения
просьбы чужестранца,
больного или
нуждающегося.
Чужестранец
имеет право
на их гостеприимство
отчасти потому,
что он находится
далеко от своей
семьи и друзей,
отчасти потому,
что он оказал
им честь своим
посещением
и должен унести
о них хорошее
воспоминание.
Больной и бедный
имеет право
на гостеприимство
так как индеец
считает, что
он обязан помогать
им из общего
запаса. Дичь,
которую он им
предложит,
взята из лесов
и принадлежала
всем, пока ее
не застрелил
охотник. Зерно
и овощи выросли
из принадлежащей
всем земли и
это произошло
не по воле
человеческой,
а властью Великого
Духа».
Приведенный
отрывок дает
нам ясную и
точную характеристику
гостеприимства
индейцев, широко
распространенного
среди них в
эпоху открытия
Америки. Несомненно,
что этот закон
гостеприимства
является
замечательным
украшением
человечества
в эпоху варварства.
В 1846 году подполковник
Эмори посетил
деревню индейцев
пима на реке
Хила. «Я ходил
по селению
пима. Хижины
их были крыты
соломой, каждая
представляла
из себя куполообразную
постройку из
ивовых прутьев
высотой около
6 футов и диаметром
от двадцати
до пятидесяти
футов, с крышей,
покрытой соломой.
Перед домом
обычно стоит
большая беседка,
сверху которой
повешены пучки
хлопка для
просушки. В
домах я видел
целые склады
дынь, тыкв, бобов,
маиса и пшеницы,
три последних
предмета — обычно
в больших корзинах.
Иногда зерно
сохранялось
в корзинах и
покрывалось
землей, причем
корзины эти
помещались
сверху куполов.
Перед домами
бегали цыплята,
иногда можно
было видеть
собаку. Из других
домашних животных
я видел лошадей,
мулов и быков…
Несколько
человек индейцев
вспомнили, что
познакомились
вчера со мной
в лагере и приняли
меня с большим
радушием. Они
знаками предложили
мне сойти с
лошади и угостили
меня дынями
и пинолом. «Пинол»
— это маис, испеченный,
мелко растолченный
и подсахаренный.
Если его смешать
с водой, получается
очень приятное
питье, прекрасно
утоляющее жажду
и очень питательное…
Племена пима
и марикопа,
взятые вместе,
насчитывают
от трех до десяти
тысяч человек,
но первая цифра
безусловно
слишком мала.
Эта мирная и
трудолюбивая
раса живет в
необычайно
красивой и
плодородной
местности. Они
живут вдали
от цивилизованного
мира, и белые
попадают к ним
редко и то только,
если по дороге
заблудятся
или с ними случится
какое-нибудь
несчастье. В
этих случаях
индейцы с большим
великодушием
дают им пищу
и лошадей».
Это свидетельство,
как и данные
капитана Айвза
и доктора Тенбрука,
показывают,
что мы находим
здесь воспроизведение
ирокезского
правила, обязывающего
предлагать
пищу всякому
гостю, впервые
переступающему
порог дома.
Число этих
примеров можно
было легко
увеличить, но
и приведенных
цитат вполне
достаточно,
чтобы доказать
общераспространенность
обычая гостеприимства,
господствовавшего
среди индейских
племен в эпоху
открытия Америки.
Это был живой,
прочно установившийся
обычай индейского
общества, который
применялся
как в отношении
друг к другу,
так и в отношениях
к людям, принадлежащим
к чужим племенам,
почему он совершенно
естественно
распространился
на европейцев
при первой же
встрече их с
американскими
туземцами.
Однако надо
сказать, что
во многих случаях
гостеприимство
это становилось
для туземцев
очень обременительным.
Испанцы двигались
часто целыми
военными отрядами.
Вместе с тем,
надо иметь в
виду факт,
чрезвычайно
быстро подмеченный
туземцами,
именно, необычайное
обжорство
белых, уничтожавших
приблизительно
в пять раз больше
пищи, чем любой
индеец».
Были
и другие мнения
насчет индейцев
у бледнолицых
братьев:
Джордж
Торнтон Эммонс
– лейтенант
флота США, служил
на территории
Аляски с 1882 года.
Проводил обширные
этнографические
исследования
среди тлинкитов,
собрал богатую
коллекцию,
переданную
в Американский
Музей Естественной
Истории (Нью-Йорк)
– более четырех
тысяч экземпляров
за период с
1888 по 1893 года. По
просьбе директора
музея Мориса
К. Джезупа и по
совету известного
этнографа
Франца Боаса
начал обобщать
свои заметки
по истории и
быту тлинкитов,
но умер в 1945 году,
не доведя рукопись
до конца. Книга
была издана
лишь в 1991 году
под редакцией
и с обширными
дополнениями
видного историка
и этнографа
Ф. де Лагуны.
В 1857 году отряд
тлинкитов Кэйка
посетил Пьюджент-Саунд
для сбора хмеля.
Когда сезон
закончился,
они расположились
на окраине
Порт-Гэмбла,
где предавались
оргиям, создавая
угрозу соседям,
до тех пор, пока
власти не обратились
к командиру
судна США
“Массачусетс”,
стоявшего на
якоре у побережья.
В последовавшем
столкновении
был убит вождь
Кэйка. Индейцы
немедленно
покинули это
место, вернувшись
на север.
Следующей
весной военный
отряд из десяти
мужчин и одной
женщины, принадлежавших
к семейству
погибшего
вождя, отправился
за 1 000 миль на юг
к месту происшествия.
Наведя справки,
они узнали, что
полковник Эби
(Ebey), таможенный
контролер,
является здесь
первым из чиновников,
или, по их мнению,
вождем этой
общины. Они
убили его и,
забрав его
голову, быстро
вернулись на
Аляску, удовлетворенные
тем, что жизнь
его была равноценна
жизни их собственного
вождя. Спустя
годы скальп,
который был
снят с этой
головы и хранился
в качестве
военного трофея,
был возвращен
Компанией
Гудзонова
Залива и отослан
семье покойного.
Фуллер приводит
сообщение об
убийствах в
Пьюджет-Саунд,
которое дает
изложение этих
событий в
исторической
перспективе.
Вблизи Пьюджет-Саунда
произошло
несколько
стычек между
индейцами и
белыми, в ходе
которых военно-морские
силы США и Канады
сотрудничали
между собой
для поддержания
мира. В эти события
были вовлечены
суда Компании
Гудзонова
Залива “Бобр”
и “Выдра”, корабли
Соединенных
Штатов “Джефферсон
Дэвис”, “Деятельный”,
“Массачусетс”
и “Джон Хэнкок”
(такое сотрудничество
дало возможность
отправить
канадское судно
“Оспри” на
Ситку, когда
в 1879г. местные
жители ощутили
угрозу для себя
со стороны
индейцев). Поселенцы
Пьюджет-Саунда
были очень
напуганы возможным
союзом между
местными береговыми
селишами и
хайда, которые
совершали
далекие пиратские
рейды за добычей
и рабами.
Затем, как
пишет Фуллер,
“Большая группа
северных дикарей
расположилась
у Порт-Гэмбла
и отказывалась
покинуть его.
Капитан “Массачусетса”
Суотваут (Swartwout)
послал на берег
гаубицу. После
того, как индейцы
были отброшены
в леса с тяжелыми
потерями, их
каноэ и припасы
были уничтожены.
Они сдались
и были взяты
в Викторию, где
их оставили
искать себе
дорогу домой…
Дикари чувствовали,
что они обязаны
нанести несколько
ответных ударов,
однако не проявляли
желания снова
меряться силами
с армией или
с флотом. Они
захватили две
шхуны и перебили
пассажиров
и команду. Их
закон требовал,
чтобы они захватили
голову белого
вождя , чтобы
отомстить за
гибель одного
из своих вождей
у Порт-Гэмбла.
11 августа 1857г.
отряд из Кэйка
появился на
острове Уайдби.
Они вызвали
полковника
Айзека Н.Эби
к дверям дома,
убили его и
обезглавили.
Маршал Соединенных
Штатов Джордж
У.Корлисс и его
жена, которые
в это время
находились
в доме, бежали
вместе с женой
и детьми Эби,
но потом были
убиты какими-то
северными
индейцами. В
1860г. легислатура
выразила
благодарность
старшему торговцу
Чарльзу Додду
за возвращение
головы Эби,
добытой им
после двухлетней
охоты во время
путешествия
на север на
судах “Бобр”
и “Лабушер”.
К сожалению,
Фуллер не указывает
какие племена
были вовлечены
в эти кровавые
события. Неизвестно,
какая группа
захватила две
шхуны, перебив
их команду.
Кэйк-куан при
этом особо и
не упоминается.
Сообщалось,
что огнем гаубицы
с “Массачусетса”
были убиты
стикинцы и
кековцы, и что
вскоре после
того “некоторые
из субплемен
в 20 или 30 милях
западнее Стикина
захватили
английскую
торговую шхуну
“Ройал Чарли”,
перебили его
команду, ограбили
судно и утопили
его”.
Что это были
за индейцы –
жители Кэйка,
Кую или Стикина?
В любом случае,
Кэйк продолжал
ссориться с
американцами,
хотя и не без
провокаций
со стороны
последних.
Кульминацией
этих инцидентов
стала так называемая,
“Кековская
война” января
1869г.
В октябре
– ноябре 1867г.
таможенный
параход США
“Линкольн”
под командованием
капитана Дж
.У. Уайта посетил
главные тлинкитские
селения, демонстрируя
свой флаг и
извещая всех
о покупке Аляски,
одновременно
стараясь наладить
дружбу с аборигенами.
Капитан корпуса
морской пехоты
У.А. Говард сообщает
об этом путешествии:
“Остановка
была сделана
на острове
Куприянова,
в резиденции
племени, хорошо
известного
своей свирепостью
и вороватостью.
Это было то
самое племя,
которое несколько
лет назад убило
мистера Эби,
прежнего таможенного
контролера
Пьюджет-Саунда.
В прошлом году
ими был захвачен
торговец виски
и убито три
англичанина.
Я желал переговорить
с этими индейцами,
особенно потому,
что их селения
у входа в пролив
(Принс-Фредерик)
с моря входили
в наши новые
владения на
основном и
восточном
берегах.
Вождь, подобно
большинству
кековцев, торговал
с Компанией
Гудзонова
Залива и был
лоялен к “королю
Георгу”. Раздраженный
тем, что ему не
предложили
выпить виски,
он запретил
продажу картофеля,
о которой кековцы
уже договорились
с капитаном
Уайтом. Вождю
казалось, что
мы посетили
его, чтобы отомстить
за смерть мистера
Эби… Я не упоминал
об этом деле,
будучи хорошо
осведомлен,
что они оправдают
убийство мистера
Эби своими
законами возмездия.
Один из их вождей
был убит коммандером
Суотваутом,
открывшим огонь
с корабля Соединенных
Штатов “Массачусетс”,
что не было
одобрено белой
общиной Пьюджет-Саунда.
Отсюда и последовала
смерть мистера
Эби, прежнего
таможенного
контролера,
которого индейцы
считали в то
время “вождем
бостонцев”.
Главному
вождю были
обещаны бумаги,
признающие
его “вождем
Кэйка”, если
он будет вести
себя как друг
американцев.
Я был уверен,
что это племя
не будет причинять
нам неприятностей
и удовлетворится
возможностью
беспрепятственной
торговли. Корабль
оставил их
дружелюбно
настроенными
и убежденными
в наших добрых
намерениях.”
К сожалению,
неприятности
все же вскоре
начались,
обусловленные,
вероятно, в
равной степени
поведением
горячих голов
среди кековцев
и жесткими
порядками,
которые насаждались
на Аляске силами
США под командованием
генерал-майора
Джефферсона
К. Дэвиса. Торговец
Ф. К. Лаузен,
убежденный,
что поддержать
мир можно только
удовлетворяя
претензии
туземцев согласно
их же законам,
объясняет это
так: “В канун
минувшего
Нового Года
в лавке на Ситке
произошло
столкновение
между чилкатским
вождем и солдатом-часовым,
которое закончилось
заключением
вождя под стражу
на гауптвахте
и тем, что спустя
день или два
после этого
неясным образом
было застрелено
трое индейцев…
Среди убитых
индейцев оказался
один чилкатец,
один кековец
и один ситкинец.
Кековцы сразу
стали требовать
компенсации
в одеялах, но,
не удовлетворившись
этим, обратились
к крайнему
средству – “око
за око, зуб за
зуб”. Встретив
двух белых
людей около
своего селения,
они тотчас же
отправили их
на тот свет,
из-за чего потеряли
свою деревню,
сожженную по
приказу командующего.
Отсюда происходит
так называемая
“кековская
война”. (После
того, как генерал
отказался
выслушать
кековскую
делегацию,
Лаузен, в интересах
торговли, заплатил
им требуемую
компенсацию
–13 одеял стоимостью
около 50 долларов).
Генерал-майор
Томас рапортовал
27 сентября 1869г.:
“Индейцы коварны,
воинственны
и до недавних
пор не принимали
в расчет смены
властей. Я буду
вынужден содержать
в этом месте
(на Ситке) крупный
гарнизон, чтобы
защищать торговцев
от индейцев
и сохранять
порядок среди
белых и полукровок.
В прошлом январе
группа индейцев
Кэйка попыталась
покинуть Ситку
в обход существующих
правил. При
пресечении
попытки один
из индейцев
был убит часовым.
После того, как
им дали возможность
вернуться к
своим домам,
мстя за потерю
своего товарища,
они убили двух
белых людей,
которые отправились
в декабре с
Ситки в торговое
путешествие
в пролив Чатам.
Услышав об этих
убийствах,
генерал Дэвис
отправил пароход
Соединенных
Штатов “Сагино”
наказать их.
Прибыв в селение,
они обнаружили,
что оно покинуто
и уничтожили
его. Никого из
убийц не удалось
найти. После
этого племя
успокоилось.
В моей личной
беседе с генералом
Дэвисом я выразил
удовлетворение
его действиями,
правомерными
и в данном случае
необходимыми.”
Далее о том
же сообщает
коммандер
Бедсли, старший
морской офицер
на Ситке в
1879-1881гг.: “В январе
1869г. они (кековцы)
совершили
неспровоцированное
убийство двух
белых людей
по имени Людвиг
Мейджер и Уильям
Уолкер, которые
расположились
на ночь в небольшой
пещере (“Пещера
Убийства”) близ
Порт-Гарднера,
юго-восточной
оконечности
острова Адмиралти
(на территории,
часто посещаемой
кековцами), и
после убийства
этих людей
изуродовали
их тела. За это
преступление
они тотчас же
получили наказание:
14-15 января капитан-лейтенант
Мид, командир
парохода Соединенных
Штатов “Сагино”
сжег и разорил
один городок
и три селения
(во всех – 35 домов),
а также несколько
каноэ в бухтах
Сагино и Сикьюрити,
остров Кую (на
самом деле не
кековские, а
куювские поселки).
Кроме того было
уничтожено
два укрепленных
форта “около
100 квадратных
футов от 15 до
17 футов высоты,
выстроенных
из бревен толщиной
от 9 до 15 дюймов”
(из рапорта
Мида от 24 февраля
1869г.) Они не отстроили
заново эти
селения, и с
тех пор стали
вести кочевую
жизнь, полагаясь
на гостеприимство
других племен,
которые их
недолюбливали
и боялись”.
Кроме того
Бедсли добавляет:
“Я приписываю
этот благотворный
страх тлинкитов
перед белыми
наказанию
индейцев Кэйка
капитан-лейтенантом
Мидом в 1869г., рассказ
о котором, сильно
преувеличенный,
распространился
по всей стране
и повлек за
собой самые
благоприятные
последствия.
Все другие
племена недолюбливали
кековцев и
признавали
справедливость
наказания,
тщательно
заботясь о том,
чтобы самим
не подвергнуться
такой же каре.”
Этим, казалось
бы, закончились
затруднения
в Кэйк-Кую, однако
в марте 1881г. коммандер
Бедсли сообщает,
что “большая
делегация
индейцев Кэйка
с острова Кую
прибыла на
Ситку в четырех
крупных боевых
каноэ. Выстроившись
в ряд, они вошли
в гавань с
развевающимися
флагами и распевали
военные (?) песни.
Из-за этого их
оставили в
лодках до тех
пор, пока они
не дали удовлетворительных
заверений в
своем добром
поведении. Это
племя много
лет считалось
самым беспокойным
и опасным… Целью
их визита было
урегулирование
спора между
их племенем
и племенем
Ситка Джека”
(Ворон-6).
Это спор был
улажен миром,
но в ходе последовавших
потлачей и
праздников
в той части
городка, где
жили киксади
(Ворон-10), посетители
напились и
буйствовали.
В наказание
их посадили
на хлеб и воду,
выплатив компенсацию
всем оскорбленным
ими лицам. Кековцам
было приказано
покинуть Ситку
и не возвращаться,
но позволялось
стать лагерем
неподалеку,
чтобы дождаться
своих арестованных
товарищей.
Хотя действия
против Кэйк-Кую
белые посчитали
полицейской
акцией, индейцы
рассматривали
их как объявление
войны. К сожалению,
нам неизвестно,
какие именно
кланы были
вовлечены в
эти события.
Подобные инциденты
– случайная
смерть индейца,
отказ белых
уплатить требуемую
компенсацию,
захват белых
заложников
– привели к
бомбардировке
Ангуна в 1882г. Два
вождя, оба –
главы домов
из клана дешитан
(Ворон-13), Джо
Кеннел-ку из
Дома Ворона
и Лониган, известный
впоследствии
как “Киллисну
Джек” или “Сагино
Джек” из Стального
Дома, говорили
капитану Мерриману,
что они были
довольны, когда
он сжег селение
и что они пытались
сдержать своих
юношей. Мерриман
наградил их
письмами с
большими печатями.
Обстрел
Врангеля в
1869г. солдатами
из форта Врангель
был произведен
с целью добиться
выдачи индейца
по имени Скатду
или Скатдор
(вероятно, Волк-17),
который застрелил
белого торговца
(возможно,
ненавистного
за его расовые
предрассудки),
в отмщение за
“беспричинное
и ничем не
оправданное
убийство индейца
по имени Си-вау
лейтенантом
Локксом, вторым
офицером в
команде поста.”
Си-вау, или Лован
(Si-wau, Lowan) в то время
был пьян, когда
откусил часть
пальца жены
сержанта, за
что лейтенант
Локкс и пришел
его арестовывать.
Скатду Виш-Та
(Wish-Tah, вероятно,
вушкиттан,
Волк-17) был двоюродным
братом Си-вау,
а последний,
предположительно
принадлежал
к клану Тойата
(Волк-25 или 26). Скатду
сдался после
того, как его
мать и младший
вождь были
взяты в заложники
солдатами. Его
судили, признали
виновным и
повесили за
убийство. В
этом случае
армия сама
превратила
в “войну” обычную
пьяную стычку.
Перед казнью
пленник сказал:
“Хорошо, что
он убил tyhee (вождя),
а не простого
человека, и он
увидит мистера
Смита (убитого
торговца) в
ином мире и
объяснит ему,
как это все
произошло, ведь
он не намеревался
убивать именно
мистера Леона
Смита; будь то
любой другой,
было бы то же
самое.”
Джордж Торнтон
Эммонс
Перевод
Зорина А. В. George
T. Emmons. The Tlingit Indians. Seattle and London
— New-York, 1991
Конечно
же, индейцы не
могли противостоять
экономической
и военной силе,
политическим
приемам европейских
завоевателей.
К середине
19-го столетия
только некоторые
племена индейцев
еще пытались
предпринимать
попытки силового
противостояния,
но это уже были
отдельные
партизанские
стычки и в
историческом
плане война
была проиграна.
Вот один
из примеров
– племя навахо:
В
середине прошлого
века для Соединенных
Штатов Америки,
укреплявших
и раздвигавших
свои границы
на запад и юг,
наступил этап
окончательного
покорения
индейских
племен. Навахо
не сдавались
без боя на милость
дяди Сэма и его
солдат. Первый
договор Вашингтона
с ними был заключен
в 1846 году, но его
признали далеко
не все кланы
и члены племени.
Партизанскими
налетами индейцы
не давали покоя
новым белым
владыкам Аризоны
и Нью-Мексико,
хотя за первым
договором
последовали
и второй, и третий,
всего – семь.
Тогда, разгромив
в гражданской
войне рабовладельческий
юг (лишенные
однозначности
и идиллии парадоксы
истории), с 1863 года
Вашингтон
взялся за
окончательное
усмирение
воинственных
индейцев. Генерал
Карлтон решил
выкорчевать
навахо с их
земли, а именно
согнать их всех
в форт Дифайенс
и под конвоем,
гуртом отправить
в форт Самнер,
в штате Нью-Мексико.
Не так-то легко
было изловить
и собрать в
одном месте
людей, прячущихся
в пустыне, горах,
каньонах. Был
отдан приказ:
мужчин, как и
овец, убивать,
женщин и детей
– захватывать,
кукурузные
поля – сжигать,
сады – вырубать.
(Современники
свидетельствуют
о многих случаях,
когда навахо,–
«как свиней
или овец»,–
продавали в
рабство.) Девять
рот добровольцев
полковника
Кита Карсона
и окрестные
племена уте,
зуни, хопи выполнили
приказ. Большинство
из оставшихся
в живых навахо
были изловлены,
пленены, доставлены
в форт Дифайенс.
Потом была
«долгая прогулка»
под конвоем
– длиной в 300 миль,
в юго-восточный
угол Нью-Мексико,
в форт Самнер,
прозванный
«загоном для
навахо». Туда
пригнали семь
тысяч индейцев,
потеряв чуть
ли не половину
в дороге. Потом
четыре голодных
года в загоне,
тощий рацион,
разграблявшийся
на две трети
офицерами и
чиновниками
БИД и восполнявшийся
крысами и дикими
кореньями,
неурожаи и
засухи, холодные
зимы без топлива
и крова, все
чужое – даже
змеи смертоноснее
и коварнее, и
тоска по родине.
Эксперимент
по выкорчевыванию
и пересаживанию
был безжалостным
и неудачным.
Навахо слезно
просили «Большого
Белого Отца»
вернуть их на
землю предков,
меж четырех
гор и четырех
рек.
История
сохранила
протокол переговоров
в форте Самнер
индейских
вождей и представителя
американского
правительства
генерала Шермана.
Вождь Барбончито
говорил американцу:
«Пока я не стар
и здоров, дайте
мне вернуться
туда, где я
родился… Если
вы отправите
нас назад в
нашу родную
страну, мы будем
считать вас
нашим отцом
и нашей матерью.
Я говорю от
имени всего
племени, от
имени всех
наших животных
– от лошади до
собаки, а также
от имени еще
нерожденных
детей».
Их
вернули – по
договору 1868 года,
восьмому и
последнему
договору между
правительством
США и племенем
навахо. С крепкими
зарубками в
памяти и с непонятной
бумагой на
английском
языке, под которой
стояли корявые
кресты – подписи
их вождей. Генерал
Шерман доносил
в Вашингтон,
что по договору
навахо получили
«небольшую
часть их прежней
территории,
которая максимально
далека и от
путей белого
человека, и от
его возможных
будущих нужд».
(Между прочим,
именно эта
максимальная
удаленность
«от путей белого
человека»
помогла навахо
сохранить свою
самобытность
и, единственному
из индеиских
племен, свой
язык как главное
средство общения
внутри племени).
Это было на
Севере, а вот
Юг и уже в 20-м
столетии:
Для индейцев,
со времени
пленения Джеронимо,
партизанское
существование
стало обычным;
тогда оставшиеся
непокорные
индейцы чирикахуа
разбились на
маленькие
группы и скрылись
в глубине безмолвных
ущелий Сьерра
Мадре — матери
горной цепи
Мексики. Конфликты
с ранчерами,
рудокопами
и лесорубами
были постоянными
и непрерывными:
обе стороны
накопили ненависть
друг к другу
и мелкие столкновения
затрагивали
каждого, исключая
детей, если
они, конечно
не были взяты
в плен.
Кармина — так
звали маленькую
апачскую девочку,
о которой рассказал
Аристео Гарсиа
в 1932 году. Ее судьба
была лучшей,
чем у большинства
ее соплеменников,
потому что Джек
Роу и его партнер
Джек Харрис
пожалели отчаявшегося
напуганного
ребенка. Позже
Харрис и его
жена удочерили
девочку. Народ
Кармины, апачи
Сьерра Мадре,
совершили налет
на ранчо Сан-Бернардино
на Аризонской
стороне границы
в 1907 году.
Позднее, в
20-х — 30-х годах
двадцатого
века , ходили
упорные слухи
о том, что этих
индейцев видели
в Нью-Мексико
и Аризоне. Семья
Фимбрес, которая
жила у Накори
Чико, участвовала
в перестрелках
с ними в 1929 и 1930 гг.
В 1934-м другая
встреча неожиданно
произошла у
прохода Кумпас
в Соноре: апачи
неожиданно
напали на группу
ковбоев, сопровождавших
стадо, отбили
скот и угнали
его в горы. При
этом вождь и
четыре женщины
были убиты. Как
оказалось
позже, на их
поясах висели
человеческие
скальпы, среди
которых оказались
и волосы тех
троих ковбоев
с Кумпас, еще
свежие и окровавленные.
Ранчеры нашли
нескольких
мулов, а в стороне
от животных
висело несколько
апачских детей,
упакованных
в замшевые
сумки, некоторые
из них были
ранены. Ранчеры
разделили детей
между собой,
тем не менее
только один
из них жив, и в
настоящее время
работает учителем
где-то в Соноре.
Год
спустя повторилась
попытка установить
контакт с апачами,
живущими в
Сьерре. В 1934 году
антрополог
Гренвилл Гудвин
написал своему
коллеге Моррису
Оплеру: «Они
проиграли
сражение в
Мексике и, кажется,
их полное уничтожение
— только вопрос
времени. В последние
несколько лет
пятеро из них
были убиты в
боях с мексиканцами…
Девочка, лет
около восьми,
была взята в
плен двумя
мексиканцами.
Они держали
ее на веревке,
привязанной
к дереву. Один
мой друг пошел
в Мексику и
предложил за
нее 100 песо, но
к тому времени
девочка была
уже мертва. Это
тяжелый пример
того, как дики
люди здесь.»
В 1938 году доктор
Хельге Ингстад
попробовала
наладить контакт
с индейцами,
но тщетно.
Другие неожиданные
встречи с апачами
бывали и позже,
вплоть до 1982 года,
и то, что выжившие
до сих пор существуют
— это точно.
Несколько
раз люди находили
брошенные
лагеря в таких
местах как
Хуарез и Чиуауа
в период 1955-1980 гг.
Позже сообщались
и множество
более зловещих
свидетельств
их существования,
они публиковались
в недавних
выпусках «Ганг
Дайджест» (это
1985-86 гг.), где писатель
сообщал, что
левые партизанские
экстремисты
и наркоконтрабандисты
снабжали апачей
Сьерра Мадре
АК-47 и легкими
скорострельными
винтовками…
«Arisona
Highways»,
September 1986, pp. 25-26
А вот
любопытные
данные о борьбе
индейцев:
В наши дни
только специалисты
знают о героической
борьбе самого
храброго и
мужественного
из северо-американских
племен — апачей.
В течение более
300 лет апачи
непрерывно
с оружием в
руках отстаивали
свои права на
землю предков
(территорию
нынешних штатов
Аризона, Нью-Мексико
и мексиканской
Соноры). Апачи
продолжали
сопротивление
еще через много
лет после того
как все остальные
племена сложили
оружие и были
загнаны в резервации.
В 1886 году пятитысячный
корпус армии
США генерала
Нельсона Майлза
окружил отряд
Геронимо, последнего
харизматического
лидера и военного
вождя апачей.
Президент
США назвал
Геронимо «самым
страшным индейцем
Америки». Геронимо
и его люди были
быстро перевезены
«подальше»
с территории
Юго-Запада во
Флориду на
пустынный
полуостров
— тюрьму Форт-Мерион»,
были проведены
переговоры
между правительством
США и специальным
полицейским
ведомством
Российской
Империи «о
насильственном
переселении
(депортации)
части апачей
на территорию
Юга Российской
Империи.
Под
Черкассами
находится
населенный
пункт Геронимовка,
названный так
в честь легендарного
вождя племени
апачи. На черкасской
земле умелые
земледельцы
из Аризоны
успешно выращивали
знакомые им
сельскохозяйственные
культуры —
тыкву, кукурузу,
подсолнухи.
Сегодня
правительство
США выделяет
достаточно
большие средства
из бюджета для
решения (как
понимает это
правительство
США) проблем
«коренного
населения
Америки» (официальная
терминология).
Создано БИД
— Бюро индейских
дел, которое,
входя в министерство
внутренних
дел США, опекает
индейцев, решает
их проблемы…
И это естественно.
Государство
должно обеспечивать
стабильность
и безопасность,
а наличие
самостоятельных
территорий
с населением,
хотя бы мысленно
претендующим
на независимость
и полный суверенитет,
— это бомба
замедленного
действия… А
потому совершенно
логичны действия
американских
властей, направленные
на добровольную
ассимиляцию
индейцев. Нет,
никто об этом
не говорит
вслух, но все
это понимают
и все условия
– от учебы в
школе до возможности
получения
высшего образования
и хорошей работы
– все это как
бы подталкивает
молодых обитателей
резерваций
к личному решению
выучиться и
уехать из этих
мест.
Сложно судить
со стороны.
Современная
цивилизация
диктует свои
законы, правила,
нормы и не факт,
что проживание
в резервации
(как бы ее не
называть) лучший
вариант для
индейцев. В
конце концов
им самим решать
чего они для
себя хотят и
нет особых
ограничений
в законодательстве
США для сохранения
своих обычаев
и языка, но никто
сейчас не разрешит
вернуться к
«истокам» в
том смысле, что
снова племена
вернуться на
места прежнего
обитания и
будут независимы
и самостоятельны
во всем… Это
совершенно
очевидно, т.к.
передел собственности
и возврат к
прошлому –
не-воз-мож-ны!
Вот в рамках
сегодняшнего
общественного
и государственного
устройства,
не мешая никому
и ни чему и возможны
действия индейцев,
направленные
на сохранение
самобытности,
языка, культуры
и пр.
Справедливости
ради, необходимо
отметить, что
уровень жизни
индейцев в
«резервациях»,
условия жизни,
возможности
учебы и работы,
медицинская
помощь и государственные
субсидии – в
значительной
степени превышают
уровень жизни
наших российских
«коренных
народов» Севера
и пр. Но это уже
совсем другая
и отдельная
тема.
Вот
замечательные
картины из
сегодняшней
жизни индейцев
в США, какими
их увидел журналист
«Известий»
Станислав
Кондрашов в
80-е годы прошлого
столетия:
И
вот, наконец,
индейская
земля, поселок
Туба- Сити на
западной границе
резервации
навахо. Старый,
единственный
тут мотель, с
тем же именем
– «Туба-Сити».
Построен
мотель религиозной
сектой мормонов,
в числе других
осваивавших
американский
Запад. Они,
собственно,
и основали
Туба-Сити в
1818 году, незаконно
отхватив часть
территории,
которая по
договору с
правительством
США была оставлена
за навахо. В
1902 году Вашингтон
выкупил у мормонов
эту землю и
снова передал
ее резервации.
Крепкая кирпичная
кладка старого
мотеля осталась
от мормонов.
В комнате
подслеповатые
окошки, колченогая
мебель, рваные
простыни… «Тут
вроде бы другое
государство»,–
сказал при
первом знакомстве
управляющий
мотеля. И добавил:
«Больше похоже
на Мексику, чем
на Соединенные
Штаты».
Однако
по порядку.
Автобусов или
другого регулярного
транспорта
между Флагстаффом
и Туба-Сити
нет. День выдался
чудесный. Снег
таял вовсю.
Жаркое, веселое
апрельское
солнце искрилось
в лужах. С флагстаффского
плоскогорья
спустились
в красноватую
пустыню, где
снега не было
и в помине. Проехали
«монумент
природы» –
вулкан Сансет:
широкие пористые
полосы застывшей
лавы и вулканический
пепел, осевший
пухлыми холмами,
у которых очертания
старомодных
академических
ермолок. Чем
дальше продвигались
на север, тем
меньше было
кедров и сосен,
и потом дорога
надолго вошла
в голые скалы
древней пустыни.
Туба-Сити –
километр
одной-единственной
улицы, усаженной
старыми вязами,
с зданиями
школы и больницы,
домами служащих
БИД – Бюро индейских
дел (которое,
входя в министерство
внутренних
дел США, опекает
индейцев), учителей
и врачей и офисом
агентства
Туба-Сити. Агентство
– это тоже от
Бюро индейских
дел. Территориально
резервация
навахо делится
на пять агентств
(или управлений),
и Туба-Сити –
административный
центр самого
западного
агентства.
Расспросив
дорогу у хозяина,
пешочком под
вязами я зашагал
на свидание
с мистером
Джеймсом Хоуэллом,
шефом агентства
Туба-Сити, самым
главным местным
человеком,
посланцем
американского
правительства
– «Большого
Белого Отца».
Был ли он предупрежден
о появлении
корреспондента
из России в его
краю? Не могу
судить. Но с
распростертыми
объятиями не
выбежал навстречу,
и пробиться
к начальнику
этой захолустной
дыры оказалось
не так уж просто.
Была и приемная,
и секретарша.
И ожидание, как
будто мистер
Хоуэлл без
передышки
ворочал государственными
делами высшей
важности. Не
сразу подействовал
мандат переправленный
через секретаршу.
Но для меня это
была первая
встреча с чиновником
по индейским
делам, первое
испытание в
резервации.
Добравшись
до Туба-Сити
от самого Нью-Йорка,
я не мог отступить.
И
мистер Хоуэлл
это понял. В
его кабинете
– чисто американский
стандарт: осененный
из угла звездно-полосатым
флагом, поднятым
на комнатном
флагштоке метра
в два высотой,
за солидным
матово поблескивающим
столом орехового
дерева, покачиваясь
в кресле с
откидывающейся
мягкой высокой
спинкой, сидел
типичный американский
чиновник, служащий
американского
правительства.
Встав и поздоровавшись,
Джеймс Хоуэлл
снова расположился
в кресле и, чуть
отъехав, вдруг
закинул на стол
ноги в новеньких
крепких полуботинках
с толстыми
кожаными подошвами,
и этот, опять
же типично
американский,
жест не рук, а
ног говорил,
что шеф агентства
Туба-Сити, может
быть, и колебался,
принимать или
не принимать
корреспондента,
но, приняв, вполне
владеет собой
и готов к непринужденной,
с ногами на
столе, беседе.
И,
тем не менее,
он смотрел на
меня подозрительно
и настороженно.
И, не дав мне
вопросами
обозначить
круг моих интересов
в резервации,
как будто и
заранее зная
этот круг, Джеймс
Хоуэлл перешел
в контратаку,
двинув на линию
прорыва самое
излюбленное
и самое эффективное,
на его взгляд,
орудие – свободу.
–
Надеюсь,
по дороге сюда
вы обратили
внимание, что
у нас нет ни
контрольно-пропускных
пунктов, ни
заграждений
и заборов,–
сказал он, колюче
поглядывая
через свой
стол.– Вы заметили,
где пересекли
границу резервации?
Не заметили?
Так вот, живущие
здесь индейцы
– свободные
люди. Они могут
уехать в любой
момент и в любой
момент вернуться.
И,
не став ходить
далеко за примерами,
взял примером
самого себя.
Нет, он не житель
резервации,
не навахо. Но
это не столь
уж существенно.
В его жилах,
если хотите
знать, течет
индейская
кровь, на три
восьмых он
ирокез из Оклахомы,
но видите –
приемная с
секретаршей,
кабинет, должность
начальника
и ноги, по-американски,
не по-индейски,
закинутые на
стол. Он воодушевился,
ноги на столе
уже мешали ему.
Сняв их и придвинув
большой блокнот
желтой линованной
бумаги, мистер
Хоуэлл для
убедительности
набросал карандашом
свое родословное
древо, его предки
повисли на
ветвях небрежными
квадратиками.
Он пояснил, что
сотрудники
БИД должны
непременно
иметь какую-то
долю индейской
крови, не меньше
одной четвертой.
И из его слов
следовало, что
эта индейская
часть их крови
и дает им право
жестко указывать
остальным
индейцам на
главную тропу,
которую рано
или поздно
предстоит
пройти – тропу
ассимиляции,
растворения
в американском
обществе, отказа
от племенной
культуры, традиций,
образа жизни.
Излагая
это кредо, Джеймс
Хоуэлл был прям
и откровенен.
Потом
снял телефонную
трубку. – Мисс
Джоргенсон?
Говорит Хоуэлл.
У меня здесь
репортер из
России. Да, да,
из России. Не
удивляйтесь.
Покажите ему
нашу школу.
Что? Покажите
все, что захочет
увидеть. У нас
ведь нет секретов,
не так ли?
Он
не откликнулся
на мою просьбу
показать индейскую
деревню, которая,
говорили мне,
находится в
двух милях от
Туба-Сити,–
похоже, что там
были секреты.
Но школу решил
показать. И я
поехал в школу
и провел там
целых три часа.
Мисс Джоргенсон,
директриса,
не жалела времени,
и ей было что
показать.
Это
большая хорошая
школа-интернат,
где дети учатся
и живут. Существует
около пятидесяти
лет. Недавно
переехала в
новое просторное
здание. Восьмилетняя.
Бесплатная
– все расходы,
по старому,
1868 года, договору
с племенем
навахо, оплачивает
федеральное
правительство.
Для детей навахо,
живущих на
территории
агентства
Туба-Сити. В
ней учатся
больше тысячи
мальчиков и
девочек в возрасте
от шести до
шестнадцати
лет.
Мне
показывали
светлые классы
и коридоры,
двухэтажные
ряды коек в
общежитии,
столовую с
механизированной
кухней – детей
кормят три раза
в день.
Мисс
Джоргенсон
все объясняла.
Навахо не имеют
своей письменности
и потому изучают
в школе английский
язык. Им преподают
арифметику
и математику,
ботанику, зоологию,
физику, анатомию,
историю. И кое-что
еще, например
элементарные
манеры – как
вести себя
индейцу, очутившись
в цивилизованном
обществе. Их
учат чистить
зубы, быть опрятными
в одежде, пользоваться
вилкой и ножом,
составлять
обеденное меню
и т. д. Чтобы они
не потерялись
и не растерялись
в незнакомом
огромном мире
за пределами
резервации,
детям, пришедшим
в школу из индейских
хижин-хоганов,
сплетенных
из глины и камней,
этот мир исподволь
приоткрывают,
их возят на
экскурсии, им
показывают
аэропорты,
железнодорожные
вокзалы, магазины
и вообще города
– пугающие
средоточия
людских масс,
машин, зданий,
дорог. Есть
фотокружок,
кружок маленьких
умельцев-кустарей,
которые собирают
камни и делают
самодельные
кольца, кружок
индейских
танцев. Спортивный
зал. Библиотека…
В
школе-интернате
сорок два
дипломированных
учителя. Увы,
лишь трое из
них – навахо,
и тут в голосе
мисс Джоргенсон
появились
извиняющиеся
нотки. Три –
это мало, три
– это никуда
не годится, но
должна вам
сказать, что
помощников
учителей мы
отбираем из
индейцев. Язык
навахо, кроме
тех трех, учителя,
увы, не знают,
и в школе лишь
дети разговаривают
между собой
на родном языке.
Конечно, от
этого возникают
трудности,
проблемы общения
и понимания,
не скрывала
и этот секрет
мисс Джоргенсон,
зато педагоги
в основном
превосходные,
преданные
своему делу,
из разных штатов,
разных верований
– католики,
протестанты,
мормоны, но
уважают религию
и традиции
навахо, изучают
их культуру,
хотя зачем
строить иллюзии,
путь, который
так или иначе
предстоит
пройти индейцам,
– и тут мисс
Джоргенсон
вторила мистеру
Хоуэллу,– это
ассимиляция.
И чем лучше
образование,
тем легче им
пройти этот
путь – сам по
себе, что и говорить,
очень и очень
нелегкий.
Мисс
Джоргенсон
изъяснялась
в любви к маленьким
навахо, хвалила
их природный
ум и смышленость,
уверяла, что
только с ними
она и хотела
бы работать
до конца дней
своих,– и у меня
нет оснований
сомневаться
в ее искренности.
Тем
более что она
обнаруживала
истинное понимание,
рассуждая о
трудностях
психологической
адаптации
индейских
детей. Приехав
из пустыни, из
родительских
хоганов, где
жизнь сливается
с жизнью природы
и весь мир с
детства знаком,
как свои пять
пальцев, они
сталкиваются
с таким обилием
новых незнакомых
и невероятных
вещей и понятий,
которое подавляет,
гнетет их и
заставляет
сопротивляться,
бунтовать –
из инстинкта
самосохранения.
Там, живя в хоганах,
они вольны,
свободны, эти
дети природы.
А тут цивилизация
– не только
разрывающий
сознание «взрыв
информации»,
но и покушение
на свободу (что
бы ни говорил
Джеймс Хоуэлл),
жизнь по команде,
унылый, заведенный
раз и навсегда
порядок, дисциплина.
Представьте
потрясение
маленького
навахо.
Но
большинство,
по словам директрисы,
так или иначе
перестраивается
и приспосабливается,
рано или поздно
свыкается с
новым образом
жизни. Хотя
немало случаев,
когда дети
убегают из
школы домой.
Особенно из
четвертых и
пятых классов,
в переходном
возрасте, на
половине школьного
пути. Иногда
их приводят
назад родители,
иногда за беглецами
школа-интернат
отряжает своих
людей. Иногда
они так и не
возвращаются…
Мы
заходили в
классы на занятия.
В первом классе
меня сфотографировали
с самыми маленькими
учениками и
ученицами,
напряженно
уставившимися
в фотоаппарат.
Мальчики все
были коротко
стрижены, в
ковбойках,
девочки – в
платьицах, с
прямыми черными
волосами. На
уроке они разучивали
цифру. «9», немножко
говорили по-английски
и для гостя
хором исполнили
уже разученную
популярную
американскую
песню «Америка
красивая».
Среди учебных
пособий в классе
были игрушечная
газовая плита
и стиральная
машина.
В
образцовой
школе-интернате
действительно
не было секретов,
кроме одного,
но ведь и его
не скрывала
мисс Джоргенсон.
Это не просто
учебное заведение.
Это – санпропускник,
пункт по ускоренной
ассимиляции.
В школьных
классах подписывают
акт отречения
от своего народа.
Цивилизацию
в Туба-Сити
представляет
не только
американское
государство
(школой-интернатом),
но и частный
бизнес. И к этому
второму форпосту
«господствующей
культуры»
повезла меня
мисс Джоргенсон
после осмотра
школы.
В
двух милях на
юго-запад от
Туба-Сити стоит
у дороги желтого
цвета приземистый
дом – торговый
пост Керли. Что
это такое? Торговый
пост совмещает
функции сельмага,
фактории, где
происходит
обмен товаров,
ломбарда, куда
закладываются
разные вещи
и драгоценности.
У
двери недвижным
языческим
божком сидел
самый натуральный
древний индеец
в черной шляпе
с прямыми полями,
с морщинистым
старушечьим
лицом. За кассой
стояла миловидная
индианка. Несколько
женщин навахо
в цветастых
цыганистых
юбках и шалях
присматривались
к пестрым, броским
этикеткам на
жестянках и
картонках,
которые доставила
в аризонскую
пустыню американская
цивилизация.
За домом была
вырыта яма,
имевшая вполне
конкретное
назначение,–
утонув чуть
ли не по шею в
подвешенном
над ямой длинном
мешке, размахивая
руками и с трудом
сохраняя равновесие,
ходуном ходил,
плясал индеец,
уминая шерсть.
Там, с заднего
хода, навахо
сдают шерсть
и мясо.
А
властвовал
над всем голубоглазый
холеный здоровяк
в тугих джинсах
и шляпе вестерн
на красивой
бритой голове.
Владелец торгового
поста. Чистокровный
«англо», как
зовут индейцы
белых американцев.
Он приветливо
улыбнулся мисс
Джоргенсон,
протянул мне
крепкую ладонь
и согласился
удовлетворить
мою любознательность.
Продукты
в картонках,
банках и склянках,
к которым
приглядывались
индианки, меня
не заинтересовали
– это сокращенный
набор любого
американского
супермаркета.
Голубоглазый
здоровяк, бряцая
ключами, провел
нас в кладовую,
за металлическую
решетку, раздвигаемую,
как гармошка,
и обитую сталью
дверь. Глаза
разбежались.
Там был, ни дать
ни взять, филиал
музея индейского
искусства –
и побогаче
того, что показали
мне в Флагстаффе.
По стенам этого
немалого помещения
без окон висели
десятки широких
кожаных, расшитых
серебряными
узорами поясов
(их носят и мужчины
и женщины навахо)
– с большими
бляхами из
серебра, украшенными
тонкой красивой
насечкой. Над
поясами, а также
за стеклом
шкафов едва
ли не сотни
ожерелий, браслетов,
бус. Старинные
ружья, седла,
сбруя. Ковры
и коврики ручной
работы.
Я
увидел поэзию
навахо, их любовь
к неброской
красоте, к
благородной
скупой игре
серебра и бирюзы
в древних бурых
прожилках. Как
шерсть и мясо,
эта редкая
красота обменивалась
на соль, крупу,
муку, сахар,
консервы. Красота,
узнал я, текла
неиссякаемым
ручьем. По словам
владельца,
каждый день
приносят ему
эти вещицы.
Вынув
из шкафа, он
покачал на
ладони ожерелье
с большими
камнями бирюзы,
уложенными
подковой на
серебре,– на
счастье.
– Это
старинная
вещица. Долларов
на пятьсот
потянет…
Я
посмотрел на
ярлык, привязанный
ниточкой к
ожерелью. Его
заложили за
восемнадцать
долларов. Здоровяк
не смутился.
– Ну
что ж, и выкупят
за восемнадцать
плюс пять процентов.
– А
если не выкупят,
за пятьсот
продадите? –
За пятьсот и
продам.
Внешне
ничего в нем
нет от известных
литературных
образов ростовщиков
– Шейлока, Гобсека,
Скупого рыцаря,
но суть та же.
Еще
в Нью-Йорке,
примериваясь
к карте штата
Аризона, разглядывая
и разгадывая
картографическую
абстракцию
резервации
навахо, в которую
вписан четкий
прямоугольник
резервации,
я мечтал о том,
каким интересным
будет путешествие
от Туба-Сити
до Уиндоу-Рок,
с запада на
восток, почти
через всю землю
навахо, не очень
спешное, с заездами,
остановками,
осмотрами и
опросами. Но
это была мечта
без собственных
колес. Рейсовых
автобусов нет,
а чужому транспорту,
как дареному
коню, в зубы не
смотрят и претензий
не предъявляют.
Школьный инспектор,
взявший меня
попутчиком,
очень торопился
и, похоже, раскаивался
в своей доброте,
был опаслив
и боязлив. Получилось
путешествие
без экзотики
и открытий, –
полторы сотни
миль примерно
за три часа.
Мили на дороге
№ 264 были уложены
так же хорошо,
как на любой,
такого класса,
американской
дороге. Спутник
молчал.
Земля
навахо, потом
земля хопи,
потом снова
навахо струилась
за стеклом
инспекторского
«доджа» со
скоростью
семьдесят миль
в час, дымчато
розовела знаменитая
«крашеная
пустыня» –
приманка для
туристов и
предмет фотографического
честолюбия
аризонских
сенаторов,
мелькали крошечные
поселения –
Орайби, Поллака,
Джеддито, мелькали
и уносились
назад, неразгаданные,
неведомые.
Пустынное
плоскогорье
с независтливым
величием сурового
простора. Слоеные
пироги песчаника.
Скупа здесь
кухня природы.
И суха. Обнаженные
русла, как след
доисторического
ящера. Природных
водоемов мало.
Артезианские
колодцы, очень
дороги.
Мы
сделали лишь
две короткие
остановки. Один
раз, вняв моим
мольбам, инспектор
свернул с асфальта
на пыльный
щебень – к деревне
хопи.
Улиц
в деревне не
было. Глинобитные
дома сбежались
беспорядочной
толпой, как
люди к месту
уличного
происшествия,
и замерли,
уставившись
друг на друга
окошками-бойницами.
На память пришел
арабский Восток,
египетские,
суданские,
иракские деревни,
пыльные, грязные,
скученные.
Снова подумал,
что к ним эта
деревня хопи
ближе, чем к
Америке с ее
яркими красками,
большими окнами
и подстриженными
ровными газонами
домов. Нищие
женщины смотрели
на нас как на
инопланетян.
Мужчины отсутствовали.
Любопытствовать
было тяжело
и зазорно.
Развернувшись,
мы уехали.
Вторая
остановка была
подольше. В
модерновом
зданьице у
дороги, принадлежащем
артели художников
хопи, инспектор
заказывал
украшения для
своей жены. На
какую-то долю
он тоже индеец,
хотя не копи
и не навахо.
И
в артельном
магазине, как
в ломбардах
Туба-Сити, я
опять встретил
красоту без
крика и моды,
вечную, а не
образца очередного
года, незнакомую,
но принимаемую
сразу. Свое
достоинство,
свое чувство
меры и цвета
в плетеных
тарелках и
корзинах, в
домотканых
коврах, в соседстве
серебра с бирюзой.
А
навахо так и
не показались
нам близ дороги
номер 264, те навахо,
что пасут овец,
ткут ковры,
строят свои
хоганы из бревен,
обмазанных
глиной, без
окон, с очагом
на земляном
полу, дырой-дымоходом
в потолке; что
дарят кусочек
бирюзы младенцу,
когда он впервые
улыбнется, и
на своих покойников
надевают одежду
задом наперед,
чтобы обмануть
злых духов, а
злых духов
хвори изгоняют
на сложнейших
церемониях
с режиссерами-знахарями,
верят в гармонию
человека с
природой и не
подозревают,
что кто-то зовет
их навахо. Вместе
с лошадью и
овцой это имя
дали им в семнадцатом
веке испанцы,
а для себя они
– дене, то есть
народ. Народ
один-единственный.
Так сказать,
Народ с большой
буквы.
Этот
Народ мы так
и не встретили,
его редко
разбросанные
хоганы втянула
в себя и укрыла
пустыня. На
дороге мелькали
другие их
соплеменники,
оседлавшие
высокие сиденья
пикапов марок
«форд» и «шевроле».
К
концу третьего
часа пути пустыня
ожила приземистыми
крепкими соснами
и довольно
щедрыми зарослями
шалфея. Путешествие
через резервацию
благополучно
и до обидного
быстро кончилось.
Миновав
новое круглое
здание, где
разместилось
нечто вроде
индейского
дома культуры,
и два поставленных
друг на друга
стеклянно-бетонных
темно-синих
куба, приютивших
племенную
полицию, суд
и тюрьму, мы
въехали в главный
административный
центр резервации
Уиндоу-Рок.
В
некотором роде
это индейская
столица, хотя
вряд ли наберется
тут и тысяча
жителей, и кажется,
что и ее вот-вот
поглотит пустыня.
На окраине,
господствуя
над поселком,
громоздятся
отвесные скалы,
и среди них
выделяется
одна, с большой
дырой у вершины.
В переводе с
английского
Уиндоу-Рок
означает окно-скала,
окно в скале.
Инспектор,
затормозив
машину у мотеля,
поспешил в
кафе, словно
и гнал всю дорогу,
чтобы вовремя
встретиться
со своим гамбургером.
Я был, вне сомнения,
первый человек
из России в
Уиндоу-Рок.
Снял комнату
в мотеле, единственном,
как и в Туба-Сити,
но сравнительно
недавней постройки.
Познакомился
с его менеджером,
мистером Нельсоном.
Получил крышу
над головой,
кровать, стол,
стул, поломанную
лампу, завывание
ветра за окном
и аккуратные,
свеженькие,
каждое утро
возобновлявшиеся
барханчики
кремового песка
под дверью.
Закрытая дверь
и плотно пригнанная
рама – совсем
не препятствие
для здешнего,
всюду просачивающегося
песка.
Ученые
вычислили, что,
ни много ни
мало, еще 163 миллиона
лет назад, в
мезозойскую
эру, ветер и
песок пустыни
плюс вода высверлили
это неровное
круглое окно
в скале, не
подозревая,
что в двадцатом
веке оно станет
для индейцев
навахо окном
в остальную
Америку. Впрочем,
задолго до
наших дней
необыкновенная
скала была для
навахо свидетельством
присутствия
и деятельности
сверхъестественных
сил, одним из
священных мест
их земли. Сюда
по весне приходили
шаманы с плетеными
бутылками,
потому что
только здесь
была та вода,
которая помогала
упросить небо
ниспослать
обильные дожди.
А теперь священной
скале нашли
не религиозное,
а государственное
применение.
В 1936 году из форта
Дифайенс, который
был для навахо
символом жестокости
«англо», Бюро
индейских дел
переместило
сюда административный
центр резервации,
а после второй
мировой войны
Уиндоу-Рок стал
местопребыванием
администрации,
или правительства,
племени. Здесь
многие не живут,
а лишь работают.
Была пятница,
конец рабочего
дня и канун
уикэнда. Индейская
мини-столица
вела себя
по-американски,
вымирая с
автомобильной
скоростью.
Служилый люд
разъезжался
по домам, усаживаясь
– возле плоских,
сооруженных
из камня-песчаника
канцелярий
– в автомашины
с важной предупреждающей
надписью на
бортах: «Официальное
лицо. Племя
навахо». В кафе
при мотеле,
куда я зашел
перекусить,
индеец в отглаженной
форме полицейского
любезничал
с красивой
официанткой-навашкой.
У официантки
была прическа
а-ля Софи Лорен
и томный взгляд
раскосых
пронзительных
глаз, заимствованный
с обложки модного
журнала. Кафе,
хотя и скромное,
маленькое,
поблескивало
стеклом, пластиком
и нержавеющей
сталью разных
автоматических
приспособлений,
как где-нибудь
на автостраде
между Нью-Йорком
и Вашингтоном.
Щебетала стайка
девочек-школьниц
в серых бязевых
тренировочных
костюмах.
Те
навахо, которые
именуют себя
Народом, отсутствовали
и здесь, как
будто не признавая
своей и эту
столицу. Я отправился
в редакцию
газеты «Навахо
таймс», которая
издается племенем,
в надежде найти
общий язык
газетчика с
газетчиками.
Два индейца
клеили пакеты
– это был, наверное,
отдел распространения
и экспедирования.
Редактора не
нашлось на
месте. Разговора
с его заместительницей,
миссис Гудлак,
рыжеватой,
пожилой навашкой
с нездоровым
цветом лица
и воспаленными
глазами, не
получилось.
Привыкнув к
общению с
американцами,
я поначалу
невольно пробовал
те же приемы
на навахо. А
они – другие.
Их сдержанность
выглядит угрюмостью,
неприветливостью,
нелюдимостью.
Не каждый готов
завязать приятельские
отношения с
белым. В отношении
белого индеец
инстинктивно
насторожен.
Подробный
разговор в
редакции миссис
Гудлак отложила
до понедельника
– и появления
редактора. Но
позвала другого
Гудлака, своего
племянника,
и напрямик,
карабкаясь
через песчаный
холм, он провел
меня к длинному
кирпичному
зданию, где
левое крыло
отдано правительству
племени, а
центральная
часть – персоналу
БИД. Хотя короче
и удобнее было
войти через
центральный
вход, молодой
Гудлак повел
меня через
крыло правительства
племени – побаивался
нарушить незримую
границу.
Приближение
уикэнда уже
вымело коридоры.
Но самый главный
человек еще
не покинул
рабочего места
в самом большом
кабинете. И был
доступнее
Джеймса Хоуэлла
из Туба-Сити,
своего подчиненного,
не играл в прятки
с репортером.
Грэм Холмс,
почтенного
вида мужчина
с проседью в
черных волосах,–
директор резервации.
И хотя на стене
за его креслом
висит портрет
индейца –
председателя
совета племени
(в обычном
европейском
костюме), Грэм
Холмс знает
свои полномочия
и никому не
собирается
уступать их.
Эта резервация
у меня под началом,–
так насмешливо
и твердо определил
он свое положение,
приступая к
разговору.
В
его штате 4500
человек. Сам
он – адвокат
по образованию,
из Оклахомы,
с 18-летним стажем
службы в БИД.
В главном вопросе
настойчив, как
и другие его
сотрудники,–
ассимиляция.
Выкорчевывание
и пересадка
– не такие, как
в форте Сампер,–
медленные,
добровольные,
но – непреложные.
Растворение
по одиночке
среди большого
американского
мира, либо продление,
затягивание
групповой
бедности резервации.
На практике
эта дилемма
выглядит, пожалуй,
по-иному: и тут
и там бедность
и отчаяние, тут
– групповая,
там – отчаяние
каждого по
отдельности,
бедность рассеянная,
растворенная,
незаметная.
И лишенная
какой ни есть
стены племенной
защиты. А дано
ли третье – и
лучшее?
…Вечер.
Солнце, которое
вечным наблюдателем
здешней жизни
совершает свои
круги над аризонской
пустыней, скрылось
в песках, развернув
на прощание
над ними недолгий
широкий закат.
Закат южный,
ранний. Вечер
долгий. Улиц
в Уиндоу-Роке
нет, вечерних
городских
гуляний с созерцанием
если не людей,
то хотя бы витрин
тоже нет. Да
что людей и
витрин – здесь
нет и самого
города. Всего
лишь канцелярии,
в которых пытаются
управлять теми,
кто тут не живет.
Не только городов
не существует
у навахо, но и
деревень. Хоганы,
даже родственников,
хуторками стоят
на отдалении
друг от друга.
Познакомился
с Нельсоном
— старый холостяк,
днюет тут и
ночует. Днем
– то за кассой
сам стоит, то
командует на
кухне, учит
поваренка-навахо
делать яблочный
паи, то сидит
за столиком
в кафе, пьет
кофе, присматривает
за порядком.
И вот вместе
с Нельсоном
коротаем вечерок,
сидим и у него,
и у меня, и не
молчим – беседуем.
И этого «англо»
я пытаю насчет
индейцев, но
каждый человек
– история, и
разве не заслуживает
мистер Нельсон
нескольких
слов о нем самом.
Лицо
усталое – не
просто от этой
скучно уходящей
апрельской
пятницы, но уже
и от жизни.
Галстук-шнурочек
«вестерн»,
повисший на
жилистой шее,
пропущен через
индейскую
брошь, серебро
с бирюзой. Тут
каждый «англо»
с теми или иными
атрибутами
приобщения
к индейцам –
в одежде, в
биографии, в
том и другом.
Всю жизнь мистер
Нельсон делает
бизнес на индейцах
и рядом с индейцами.
У него собственный
ресторан в
Фармингтоне,
на севере соседнего
штата Нью-Мексико.
А в Уиндоу-Роке
уже два года
управляет этим
мотелем, который,
кстати, принадлежит
администрации
племени навахо.
Отнюдь не золотое
дно. Сами они,
индейцы, дело
вести не умеют,
вот и приглашают
белых бизнесменов.
Шесть менеджеров,
все белые, сменились
в течение двух
последних лет.
Мотель неприбыльный.
Но Нельсон
получает свое
жалование, как
положено, и за
него в Уиндоу-Роке
держатся, ему
удалось сократить
дефицит. Он
работящ и практичен.
В штате у него
восемнадцать
уборщиц, официанток,
кухонного
персонала –
и все навахо.
С ними ладит
– не ладить
нельзя, но и
жалуется на
них, на своих
индейских
девушек. Черт
побери, они
медлительны
и не любят улыбаться,
а ведь улыбка
– это нужная,
окупающая себя
в бизнесе вещь,
как конфетки,
которые бесплатно
раздают малышам,
приходящим
с папами и мамами,–
родителям
нравится, когда
обожают их
детей. Черт
побери, будь
у него белый
персонал, больше
восьмидесяти
работников
не понадобилось
бы.
Выгода
для Нельсона
на первом месте.
Люди, не понимающие
выгоды, это
люди низшего
сорта. Нельсон
смотрит на них
свысока, снисходительно.
Но жизнь бок
о бок с индейцами
научила его
пониманию, даже
жалости. И, белый
с белым, он
доверительно
делится со мной
своими наблюдениями,
в которых его
американское
суперменство
перемешано
с чувством
сострадания
к несчастным.
Из
наблюдений
Нельсона:
– Я
вам прямо скажу:
они нас, белых,
ненавидят, хоть
и давно это
было, но они
помнят ту «долгую
прогулку» из
форта Дифайенс
в форт Сампер,
куда гнали их
солдаты,– зимой,
полураздетыми,
с детьми. Им
есть за что нас
ненавидеть.
Старики молодым
завещают: «Помни
ту «долгую
прогулку».
Я
знаю многих
белых тут в
округе. Может
быть, с тысячу
человек. А только
четверо женаты
на индейских
девушках. Ненавидят
они нас. Я старый
холостяк, денежки
у меня есть, но
ведь ни одна
индианка за
меня не пойдет.
Им старшие
передают из
поколения в
поколение: «Не
выходите за
белых». И еще
из наблюдений
Нельсона: устроены
они по-другому,
вот в чем дело.
Уж если навахо
купил пикап,
в кредит, само
собой, то встает
он утром ни
свет ни заря
и катит к черту
на кулички –
к своим приятелям,
чтобы подбросить
их на работу.
Задаром! Вот
потеха! Я ему
говорю: «Что
же ты, олух, своем
выгоды не понимаешь?
Рокфеллер ты,
что ли? Ведь на
одном бензине
прогоришь».
Куда там! Не
слушает, ведь
они, говорит,
мои приятели,
разве можно
с них брать?
И
в долгий вечер
от мистера
Нельсона, способного
к состраданию,
но превыше
всего ставящего
выгоду, я услышал
не одну быль
о чудной, уморительной
и разорительной
доброте простаков-индейцев.
Об индейской
семье, которая
купила, опять
же в кредит,
большой морозильник
и сразу же продуктов
на пару месяцев
(оптом они стоят
дешевле), а
родственники,
их не сосчитать,
прослышав о
покупке, пришли
проведать и
поздравить,
и не через пару
месяцев, а через
четыре дня в
пустом морозильнике
холодно и ненужно
отсвечивали
эмалированные
стенки. Об одном
навахо, который
вздумал податься
в бизнесмены
и под заем в
банке арендовал
бензоколонку
у корпорации
«Мобил» – и
мгновенно
прогорел. Одного
не рассчитал:
не мог брать
деньги за бензин
с родственников
и знакомых, а
племенное
родство обширно.
О том, что индейцы
не умеют «аккумулировать»
вещи и пускать
деньги в оборот.
–
Заметили
мою кассиршу?
Ушла однажды
с работы не
отпросившись.
Я хватился,
где? Овец своих
поехала пасти.
Когда вернулась,
я спросил: «Сколько
ты здесь получаешь
за две недели?»
– «Сто долларов».–
«А от овец в
год?» – «Долларов
пятьдесят».
Я же говорю
вам, что мозги
у них по-другому
устроены…
В
Уиндоу-Рок я
приехал к индейцам
навахо, но на
стыке двух
образов жизни
лучше увидел
давно знакомую
Америку мистера
Нельсона и ему
подобных. Ту
Америку, которая
сама-то знает,
как накопить
на ресторан
в Фармингтоне
или где-то еще,
и которой смешны
и непонятны
чудаки-индейцы,
«вчерашние»
люди, которые
не в ладах с
расчетом и
выгодой, не
могут поставить
их выше родства,
приятельства,
дружбы. И думает
она, эта Америка,
что смех ее
подхватят все
«белые люди».
С одной стороны,
традиции навахо,
включающие
коллективизм
и взаимовыручку.
С другой, американский
образ жизни,
воспитывающий
индивидуализм
и списывающий
как неудачников
многих из тех,
кто не преуспел
в конкуренции,
в «крысиных
гонках». Нелепо
идеализировать
нищету и пасторальных
овечек, тем
более нелепо
превозносить
их, противопоставляя
мощной индустрии,
высокой производительности
труда и развитой
цивилизации.
Но если бы дело
обстояло таким
образом, то
была бы проблема,
большая, длительная,
мучительная,
но не трагическая,
несущая в себе
возможность
разрешения.
Трагедия же
индейцев в том,
что объективно
от них требуют
капитуляции,
что совместимости
двух образов
жизни быть не
может, а отчужденность
их налицо, что
племенной строй
расплющивается
экономическим
и психологическим
прессом американского
капитализма,
высокоразвитого
и равнодушно-жестокого.
Проще
говоря, чем
труднее индейцам
вписаться в
«господствующую
культуру», тем
легче бизнесу
обирать их.
Американский
образ жизни
работает на
щук и акул «частной
инициативы»,
промышляющих
на территории
резервации
и вокруг нее.
Вот один, пример.
Мне сказали,
что из 150 лавчонок,
торговых постов,
бензоколонок
и других коммерческих
заведений,
имеющихся в
этой резервации,
навахо принадлежит
лишь 40. Запрещена
продажа спиртного
– раздолье для
белых нарушителей,
нелегальных
поставщиков,
бутлегеров.
Нет продовольственных
магазинов,
принадлежащих
племени, – раздолье
для белых торговцев,
берущих втридорога.
И так – во всем…
В
правительстве
племени, как
и во всяком
сколь-нибудь
солидном американском
учреждении,
есть свой отдел
по связи с прессой
и публикой. Его
шеф, Перри Аллен,
которого я не
смог увидеть
в пятницу,
собственно,
и должен был
курировать
меня. И к нему
я отправился
первым делом,
с утра. Он вел
утреннюю планерку
– заседают и
в резервации.
Меня как будто
уже ждали. Только
доложили, Перри
Аллен сразу
вышел ко мне.
После короткого
ознакомительного
разговора Перри
Аллен передал
меня своему
помощнику
Роберту Шарди
– вместе с ключами
от «шевроле»
и поручением
отвезти и показать,
как живет в
округе простой
народ, простые
индейцы – чем
меньше времени
оставалось
у меня, тем
невыносимее
была мысль, что
уеду, так и не
повидав их,
Роберт
Шарди начал
с показа избранников
народа – членов
совета племени.
Восьмиугольное
здание индейского
парламента
в чем-то имитировало
хоган, но многократно
увеличенный
и не из бревен
и глины, а из
крепких шершавых
камней, вырезанных
из местного
песчаника. Как
орудийными
жерлами, щерилось
оно во все стороны
выпиравшими
из стен наружу
круглыми деревянными
балками, и что-то
трогательно-потешное,
несерьезное
было в этих
аллегорических
орудиях из
дерева, и
бесстрастно-загадочным
оком смотрело
на индейский
парламент
священное
окно-скала,
высившееся
неподалеку.
В
зале заседаний
матово поблескивали
покрытые лаком
толстенные
бревна стен.
Лубочного типа
роспись на
одной стене
изображала
путь навахо
от лука, стрел
и войн с бледнолицыми
к прогрессу
и нынешним
временам – к
умильно-красивым
индейским
отрокам, которые
с учебниками
под мышкой идут
в школу, к счастливым
овцам, припавшим
к желобу, куда,
победив вечную
засуху пустыни,
мощной струей
хлещет вода
из щедрого
крана. Ни напряжения,
ни борьбы не
знало прошлое
в этом его
изображении,
а будущее,
спроецированное
из настоящего,
выглядело
идиллическим.
Под
картинами за
простенькими
крашеными
столиками
сидели члены
совета. Не в
тех традиционных
одеждах и головных
уборах, в которых
красовались
на стене их
предки периода
лука, стрел и
войн, а в нынешних
куртках и штанах
из джинсовой
ткани, сопровождающей
движение к
прогрессу.
Председателя
племени, который
в новой системе
управления
заменил вождя,
какие-то срочные
дела позвали
в Вашингтон.
Заседание вел
вице-председатель,
почтенного
вида индеец
в очках. Обсуждался
бюджет племени.
Докладчиком
был главный
контролер.
Скоростным
речитативом
он перечислял
статьи доходов
и расходов.
По-английски.
Притулившись
за столиком
рядом с трибуной,
девушка вела
синхронный
перевод на язык
навахо.
Затем
поехали по
округе. Оставили
позади скопления
уиндоу-рокских
скал, лубочных
отроков и овец.
С асфальта
264-й дороги свернули
на пыльный
проселок. Вскоре
предстало
подобие кемпинга:
не то образцовое
поселение, не
то какой-то
экспериментальный
проект. Не хоганы,
которые я искал,
а побеленные
кабинки. Роберт
поискал глазами
– куда бы зайти?
Зашли наугад.
Застали женщину
с тремя детьми
в комнате,
одной-единственной.
Посредине этой
экспериментальной
местной модели
человеческого
жилья стояла
древняя чугунная
печка. Печная
труба уходила
в потолок, своей
круглой вертикалью
образуя ось
жилища. Две
железные кровати.
Столик. Комодик
– и на нем маленький
радиоприемник
(у навахо есть
радиовещание
на родном языке).
Шкафов – ни
обычных, ни
встроенных.
Одеяла, подушки,
тюфяки, этот
скарб бедняков,
сложены грудой
у стены. (В традиционных
хоганах кровати
вообще не
признаются.)
Простое жилище,
в котором протекает
простая жизнь.
Пусть не хоган,
но я попал, куда
стремился, к
самым простым
людям. Но разве
просто проникнуть
в эту жизнь,
озирая четыре
угла и жалкий
скарб? Разве
откроешь простую
жизнь наскоком?
И разве так уж
проста она?
Одно угадаешь
наверняка: эта
жизнь сосредоточена
на самом существенном
– на выживании,
это крыша и
стены, ограждающие
от гуляющих
стихий, место,
где преклонить
голову, и на
своем языке,
к своим богам
летящая мольба
– хлеб наш насущный
даждь нам днесь…
Врасплох
застигнутая
нашим приходом
женщина молча
сидела на кровати,
положив руки
на колени и
потупясь. Роберт
не знал, как
себя вести, и
мне тоже неловко
было вытягивать
какие-то сведения,
когда и так все
было ясно, без
всяких вопросов
и ответов. Женщина
отвечала неохотно
и немногословно,
не понимая,
чего от нее
хотят, и в переводе
моего спутника
слова ее становились
еще короче. Муж
работает в
Уиндоу-Роке.
Средств не
хватает. И она
понимала: мы
не из тех посетителей,
от которых
средств прибавится.
У ее ног крутился
двухлетний
голоштанный
карапуз, две
маленькие
девочки, засунув
пальцы в рот,
глазели на
незнакомцев.
На лице Роберта
читалось: посмотрели
– и хватит…
На
обратном пути
мой спутник
говорил то, что
я уже не раз
слышал: главная
проблема – это
бедность и
безграмотность,
сплетенные
в заколдованный
порочный круг.
По его словам,
80 – 90 процентов
навахо неграмотны,
не имеют профессии
и квалификации
и потому обречены
на случайную
черную работу
и жалкое существование
в высоко конкурентном
американском
обществе. Не
больше половины
детей посещают
школы, родители
боятся отпускать
их, в школе их
учат чужому
и отучают от
своего. Знакомые
мотивы…
После
обеда я обстоятельно
беседовал с
Перри Алленом.
У него осторожный
оптимизм.
– На
моем месте еще
пять лет назад
сидел белый.
И он был совершенно
равнодушен
к истории племени,
к другим вещам.
Правительство
племени создали
лишь в 1954 году.
До этого все
было в руках
белых, и я вряд
ли открою вам
секрет – они
преследовали
свою выгоду.
Перри
Аллен разъяснил
нынешнюю структуру
управления.
Председатель
племени избирается
прямым голосованием
и служит главным
должностным
лицом. Племенной
совет также
избирается,
это законодательный
орган. Управленческий
аппарат подчинен
председателю
и совету. Представители
из Вашингтона,
из Бюро индейских
дел – «наши
опекуны»,
наблюдатели.
Они отвечают
за школы-интернаты,
министерство
здравоохранения
– за больницы.
В остальном
племя автономно:
свой бюджет,
свои источники
доходов, расходы
на полицию, на
соцобеспечение
и другие социальные
программы. На
местах подобие
мини-муниципалитетов,
которые следят
за порядком
и нуждами населения,
разбирают его
жалобы, обращаются
в Уиндоу-Рок
за средствами,–
к примеру, когда
понадобится
вырыть новый
колодец.
– Мы
молодая нация,
нам всего каких-то
сто лет,– повторял,
как бы оправдываясь,
Перри Аллен,
избегая слово
«племя», в котором
сильны отголоски
старого, и ведя
летосчисление
с 1868 года, от подписания
последнего
и окончательного
договора навахо
с правительством
США.
– Мы
– молодая нация
и потому во
второй половине
двадцатого
века живем во
многом как в
колониальные
дни. Многое
должны изменить.
Может быть,
следует открывать
здесь свои
собственные
фабрики, магазины
и т. д., а не только
давать все это
на откуп (при
помощи лицензий)
белым американцам.
Кто спорит,
бизнес в резервации
принадлежит
белым людям.
По разным причинам
многие из навахо
находятся у
них в долгу,
долгу кабальном,
по четыре-шесть
тысяч долларов.
– Но
бог свидетель,–
и Перри Аллен
комически
воздевал руки
к небу,– мы должны
двигаться
вперед медленно
и осмотрительно.
Невозможно
разом избавиться
от белых торговцев.
Не забывайте,
что торговые
посты – источник
существования
для многих
навахо, в смысле
кредита. Чем
его заменить,
этот источник?
Чтобы уничтожить
несправедливость,
надо дать людям
работу, создать
тысячи и тысячи
новых рабочих
мест.
Аллен
сообщил, что
«молодая нация»
стала почти
самообеспеченной,
продавая белому
бизнесу лицензии
на разработку
обнаруженных
на территории
резервации
нефти, газа,
урановой руды,
а также на открытие
коммерческих
заведений и
промышленных
предприятий,
но нуждается
в средствах
БИД для содержания
школ-интернатов
и строительства
хороших дорог,
без которых
не заманить
сюда белый
бизнес и туристов,
что есть лишь
один геолог-навахо,
лишь два доктора
и ни одного
адвоката, ни
одного судьи
с высшим образованием,
что из студентов-выпускников
лишь двадцать
пять процентов
возвращаются,
хотя на обучение
каждого племя
тратит по нескольку
тысяч долларов.
– Мы
против какого-либо
диктата. Хотят
вернуться –
превосходно.
Не хотят – их
дело. Такое
поведение мы
не считаем
эгоистическим.
Пусть уж лучше
поработают
на стороне,
приобретут
опыт, а там, глядишь,
вернутся более
полезными
людьми. Своя
земля все-таки
тянет. Многие
учителя и фельдшеры
возвращаются
обратно. Редко
кто исчезает
совсем…
Перри
Аллен направил
меня к Руфи
Сэндовал,
возглавляющей
отдел соцобеспечения,
потом я попал
к Джону Мартину,
ведающему
просвещением,
навестил Чета
Макрори, редактора
«Навахо таймс»,
и завершил
трудовой понедельник
разговором
и ужином с судьей
Уильямом Язи.
Руфи
Сэндовал понравилась,
пожалуй, больше
других. Средних
лет индианка,
простая, откровенная,
с уютной домашней
улыбкой. У нее
сердце матери,
и по натуре она
совсем не чиновница,
а скорее,
общественница-подвижница.
Нужный человек
на нужном – и
нелегком –
месте. На главную
проблему –
нищеты – она
выходит напрямую.
Ее отдел занят
помощью остро
нуждающимся
– талоны для
голодающих
на бесплатные
продукты питания,
пособия в случае
увечий, смерти
родных, развала
семьи, других
чрезвычайных
происшествий
и ситуаций. Она
все время заглядывает
в бездну и
бездонность
ее знает – и
переживает
– сильнее прочих.
Нет средств,
чтобы помогать
всем. И расспрашивать
ее, открытую,
не дипломатичную,–
это как нарочито
бередить ее
боль.
Мартин
снабдил статистикой
– сколько
студентов-навахо
получают стипендию
от племени,
сколько – от
федерального
правительства
в Вашингтоне.
Среди оканчивающей
среднюю школу
молодежи сильнее
всего тяга в
учителя, на
втором месте
– инженерные
профессии и
менеджеризм.
Редактор
Чет Макрори,
критичный и
ироничный в
таком духе
выдержаны и
его заметки,
публикуемые
в каждом номере,
и судья Уильям
Язи не разделяли
даже осторожного
оптимизма Перри
Аллена. По их
прогнозам,
правительство
племени через
несколько лет
может вполне
оказаться
банкротом, так
как бюджетные
расходы постоянно
превышают
доходы и дефицит
покрывается
за счет все
убывающих
накоплений,
депонированных
в банках.
Редактор
говорил о двух
тенденциях
в руководстве
племени. Старая
гвардия боится
«прогресса»,
который, по ее
мнению, грозит
самобытности
навахо и, более
того, цельности
племени как
этнической
общности. Другая
группа за то,
чтобы делать
навахо более
конкурентоспособными
в американском
обществе. Нынешние
руководители
племени, по
мнению Чета
Макрори, стараются
совместить
обе тенденции,
понимая опасность
потери «лица»
и культуры и
одновременно
необходимость
экономического
развития.
Необходимость
эта диктуется
хотя бы фактом
прироста населения
– пять тысяч
в год. Навахо
уже не могут
прокормиться
по-старому –
овцами, примитивным,
скотоводством.
Выход – в индустриализации.
Искусные ремесленники
становятся
хорошими рабочими
на тонком
производстве,
требующем
ручного труда.
Приглашая
промышленные
корпорации
на землю резервации,
руководители
племени ставят
условие, чтобы
при наборе
рабочей силы
предпочтение
отдавалось
навахо. Но корпорации
хотят владеть
землей, на которой
расположены
их предприятия,–
без этого им
трудно получать
займы от банков.
И в этом притязании
большого бизнеса
на землю – огромная
опасность.
Почему? Потому
что племенное
владение землей
– это материальная
основа, скрепляющая
племя, позволяющая
ему сохранить
цельность и
лицо. Если эта
основа будет
разрушена,
наступит
дезинтеграция,
все пойдет
прахом. Там,
где племенная
система владения
землей была
нарушена, рухнула
защитная стена,
индейские
племена уже
распались,
открытые всем
ветрам капиталистического
общества, на
которых им не
устоять.
Судья
Язи был последним
собеседником.
Подвезла меня
к нему Ширли
Уотчмэн, сотрудница
Перри Аллена.
Манерой поведения,
прической,
некоторой
жеманностью
и вообще ароматом
нездешней
утонченности
Ширли выделялась
– и нарочно
выделяла себя
– в непритязательном
Уиндоу-Роке.
И автомобиль
у нее необычный
– новенький,
полуспортивный,
тоже выделяющийся
среди здешних
пикапов. И в
машине, по дороге
к судье, она
выделилась
еще и разговором.
–
Поверите
или нет, но мои
любимые писатели
– русские, и
моя любимая
музыка – русская,
и я мечтала
быть балериной
и училась у…
(Две незнакомые
фамилии, которые
не уловил на
слух.) Сюрприз.
Первая человеческая
ниточка, хотя
и не прямым
путем, протянулась
от Уиндоу-Рока
к моей стране.
Перед Ширли
Уотчмэн стоял
выбор: и дальше
учиться балетному
делу, что было
сопряжено с
риском материального,
да и творческого
неуспеха, либо
избрать обычную
«деловую карьеру».
Убоявшись
риска, она предпочла
второе, работала
секретаршей
во Флориде. Но
счастье и успех
обошли ее и
там. Что же привело
ее сюда, в глубинку,
в медвежий
угол? Она ответила:
«Устала от
того, что довольно
точно называется
«крысиными
гонками». Она
индианка, хотя
из другого
племени. Неудачница,
вернувшаяся
если не в родное,
то хоть в родственное
лоно. Спрятавшаяся
за той защитной
стеной, о которой
говорил редактор
Чет Макрори.
Что
касается судьи
Уильяма Язи,
то он рассуждал
о зле алкоголизма
и о том, не лучше
ли торговать
спиртным на
территории
резервации
– плод не будет
таким сладким,
перестав быть
запретным, а
деньги достанутся
не белым коммерсантам,
а администрации
племени. Интересовался,
что у нас, в стране
знают об индейцах.
Здесь это вопрос
с подтекстом.
В сознании
«средних американцев»
благодаря
Голливуду и
телевидению
посеяны глупые
и оскорбительные
представления
об индейцах.
И вот индейцы
хотят знать,
не привились
ли эти стереотипы
и за американскими
пределами.
Но
и тут жизнь не
обходится без
обычной своей
смеси трагикомического.
Когда ужинали
в доме судьи,
вполне городском,
по одному из
телевизионных
каналов как
раз прокручивали
очередной фильм
об индейцах.
Судья со знанием
дела и не без
обиды комментировал
по ходу действия:
«Это не настоящий
индеец. Это
загримированный
белый». И, к слову,
рассказал
смешную и грустную
историю о настоящих
индейцах и
американском
кинематографе.
Тут, на севере
резервации,
Голливуд делал
очередную ленту
с участием
знаменитого
киноковбоя
Джона Уэина.
Для массовок
пригласили
индейцев, как
водится, разодев
и разрисовав
их вовсю. Джон
Уэйн, выходивший
победителем
из всех передряг
с индейцами,
в одном эпизоде
появлялся на
скале – верхом
на коне, с винчестером
в руках. И сотня
кровожадных
индейцев внизу.
Тоже на лошадях.
Готовых, по
киносценарию,
его растерзать.
Индейцам-статистам
объявили: «Сейчас
он выстрелит.
Как только
раздастся
хлопок, один
из вас должен
упасть с лошади
– за это дополнительно
десять долларов».
Выстрел. Хлопок.
И…с лошадей
попадали все
сто индейцев
(прим. – свидетельство
глупости режиссера,
а не индейцев).
Эти
впечатления
нашего соотечественника
из прежней
нашей страны
– СССР — весьма
протеворечивы
и слегка тенденциозны.
В них мы можем
найти и положительные
и отрицательные
моменты в жизни
современных
индейцев, причем
решение многих
проблем зависит
от самих индейцев…
Оказывается
земля принадлежит
племени и «вожди»
сами могут
решать многие
вопросы, а уж
как они их решают
– это другой
вопрос, помощь
государства
также достаточно
существенна
и каждый волен
строить судьбу
по-своему…
собственно
цену всему
этому мы хорошо
узнали в последние
годы своей
собственной
истории.
Кстати
о кинематографе.
Один из сегодняшних
лидеров индейского
движения в США
рассказывает:
В Валлежо,
Калифорния,
мы с младшим
братом Дэйком
по субботам
во второй половине
дня ходили в
кинотеатр
«Эсквайр» и
смотрели те
самые проклятые
фильмы о ковбоях
и индейцах 40-х
годов, в которых
трубили горны,
кавалерия шла
в атаку и, волей-неволей
вызывая симпатии
зрителей, начинала
убивать индейцев.
Дэйк не мог
смотреть на
это; он закрывал
лицо руками.
Когда тебе
восемь или
девять лет, как
было нам тогда,
ты все еще надеешься,
вдруг сейчас
индейцы победят,
вдруг это кино
окажется непохожим
на другие. После,
выйдя из кинотеатра
и полагаясь
лишь на Бога,
мы вдвоем, спиной
к спине, сражались
против мексиканцев,
филлипинцев,
китайцев и
негров так же,
как и против
белых. Все эти
соседские
ребята говорили:
«Эй, индейцы,
мы сейчас подхлестнем
вашего осла!»
И
как продолжение
этой кинематографической
истории:
В 1966 году
кинематографистами
Восточной
Германии на
студии «ДКФА»
был снят культовый
фильм «Сыновья
Большой Медведицы».
Роль индейского
воина племени
СИУ Токей Ихто:
сыграл известный
в то время сербский
актер Гойко
Митич. Фильм
имел ошеломительный
кассовый успех
как в бывших
странах социалистического
содружества,
так и в Западной
Европе. Фильм
был предложен
и американцам,
но те, обозвав
его «эрзац-вестерном»,
отказались
от покупки.
Общеизвестным
является стремление
американской
киноиндустрии
не допустить
на свой рынок
работы европейских
мастеров,
подтверждением
чему служит
непонятная
для любого
европейца
индустрия
ремейка (т.е.
точное копирование
крупного успешного
фильма, произведенного
в Европе, воспроизведенного
в США с участием
собственных
актеров и
перенесенного
на местную
почву). Судьба
фильма «Сыновья
Большой Медведицы»
оказалась
драматически
непредсказуемой.
Копия фильма
была подарена
индейскому
племени сиу-дакота
( в штате Южная
Дакота) представителями
германского
культурно-этнографического
общества «Красный
Круг» (это общество
серьезно занималось
исследованиями
культуры и
истории индейцев
Северной Америки).
Через некоторое
время после
показа фильма
в ряде индейских
резерваций
вспыхнуло
восстание
племени сиу,
самое крупное
в XX веке. Эти
события вошли
в историю США
начала 70-х годов
как «Индейская
революция в
«Вундед Ни»
Лидерами восстания
выступили
индейские вожди
Рассел Минс
(ныне известный
киноактер) и
Леонард Пелтиэр.
В восстании
приняли участие
сотни индейцев
сиу, оснащенных
автоматическим
оружием. Благодаря
умелой организации
они в течение
месяца противостояли
натиску тяжелой
бронетехники
и вертолетов
армии и полиции
США. Восстание
было жестоко
подавлено.
Руководители
— приговорены
к длительным
срокам тюремного
заключения
Точное количество
погибших с
обеих сторон
до сих пор
скрывается.
Среди причин
восстания
агентами ФБР
был назван факт
демонстрации
фильма «Сыновья
Большой Медведицы».
Картина
была объявлена
провокацией
спецслужб ГДР:
длительно
подготавливаемой
и блестяще
проведенной.
Ряд
крупных руководителей
Федерального
Бюро по делам
индейцев США
лишился должностей.
Их преемники
уже не допустили
подобных ошибок
и продолжению
«Сыновей» —
фильмам «След
сокола» и «Белые
волки» (также
о борьбе сиу-дакота
за свои земли)
— был заказан
путь в Соединенные
Штаты.
Необходимо
сказать несколько
слов о личности
актера — серба
Гойко Митича.
После событий
1973 года в резервации
Вундед Ни, Южная
Дакота, Гойко
Митичу многократно
угрожали, вынуждая
отказаться
от дальнейшей
работы. Но, не
обращая никакого
внимания на
запугивание
и шантаж, Митич
продолжил
сниматься в
ролях индейских
воинов в фильмах
«Смертельная
ошибка», «Текумзе»,
«Оцеола», «Братья
по крови», «Апачи»,
«Ульзана».
Нелишне отметить
и факт гибели
в автокатастрофе
американского
певца и актера
Дина Рида, который
был партнером
Митича в фильме
«Братья по
крови» и выступал
многократно
с обличением
американского
империализма.
Не
так давно, обрушивая
в течение более
чем двух месяцев
во имя прав
человека бомбы
и ракеты на
Белград и другие
сербские города,
американцы
предпочитают
не вспоминать
о годовщине
одного события
у себя дома,
впрямую связанного
с так называемыми
«гуманитарными
ценностями»:
Летом 1924 года,
конгресс США
принял закон,
предоставляющий
гражданство
страны ее коренным
жителям – индейцам.
До этого – а
Америка к тому
времени уже
полтора столетия
была суверенным
государством
– стать американскими
гражданами
индейцы не
могли. Исключение
делалось разве
что для тех из
них, кто имел
особые заслуги,
к примеру, был
награжден за
отвагу в Первой
мировой войне.
Закон
1924 года, однако,
не имел ничего
общего с торжеством
демократии.
К примеру, второй
его параграф
предусматривал,
что, вступая
в гражданство
США, любой индеец
должен быть
готов к ограничению
его имущественных
прав. В переводе
с языка юридической
казуистики
на обычный это
означало, что
собственность
у такого индейца
могла быть
конфискована
по решению суда
без согласования
с советом старейшин
его племени.
Понятно, что
у самих индейцев
благодеяние
конгресса
особых восторгов
не встретило.
«Как можно быть
суверенной
нацией, одновременно
оставаясь
гражданами
чужой страны,
управляемой
чужим правительством?»
– вопрошал
тогда вождь
племени тускарора
Клинтон Рикард,
основавший
позднее Лигу
защиты индейцев
Америки.
С точки зрения
права верховный
тускарора был
недалек от
истины. Ведь
и сегодня юридически
в Америке
насчитывается
542 суверенных
нации – по количеству
индейских
племен. Их
численность
– 2 миллиона
человек, в два
раза больше,
чем, к примеру,
косовских
албанцев. Самыми
многочисленными
племенами
являются чироки
(свыше 330 тысяч),
навахо (220 тысяч),
сиу (103 тысячи).
Есть и те, что
насчитывают
всего полсотни
человек. Формально
за каждым племенем
закреплена
соответствующая
территория
(резервация),
где индейцы
вправе осуществлять
местное самоуправление.
Так записано
в другом законе,
принятом в 1934
году. Фактически
же полномочия
советов племен
не простираются
далее надзора
за залами игральных
автоматов и
решения простейших
конфликтов.
Любой индеец,
совершивший
уголовное
преступление,
автоматически
подпадает под
юрисдикцию
местного
американского
суда, а совет
племени вправе
лишь ходатайствовать
о снисхождении
или применении
к провинившемуся
специфически
индейских видов
наказания.
Недавно такую
просьбу уважил
суд на Аляске,
рассматривавший
дело двух
подростков-эскимосов,
которые совершили
вооруженное
ограбление.
По рекомендации
старейшин
племени тюремное
заключение
им заменили
ссылкой на
необитаемый
остров, как
того требовали
древние обычаи.
Юбилей закона
1924 года в Америке
широко не отмечают.
И в правду, разве
это не абсурд,
когда страна,
считающая себя
мировым эталоном
в области прав
человека, в
течение полутора
столетий отказывала
в гражданстве
ее коренным
жителям. И что
будет с Америкой,
если индейцы
сегодня потребуют
себе таких же
прав, как и албанцы
в Косово, да
еще призовут
кого-нибудь
на помощь?
Юридических
оснований у
них предостаточно.
Ведь в 1389 году,
когда произошла
битва на Косовом
поле между
турками-османами
и сербами, индейцы
владели всем
американским
континентом.
До первого
плавания Колумба
оставалось
еще 103 года…
Сегодня
индейцы хорошо
организованы
и умело пользуются
плодами цивилизации.
Недавно индейцы
Америки объявили
о решении открыть
собственный
сайт в Интернете.
Идея сделать
электронную
страничку была
высказана на
форуме «Двух
Америк», который
прошел в Панаме.
Об этом сообщил
представитель
Программы
изучения традиций
Панамы Онель
Ариас.
Пока
еще 90% американских
индейцев не
имеют доступа
в интернет.
Несмотря на
это каждая
организация
коренного
населения
Америки будет
обязана открыть
свою страницу
в Сети, сказал
Ариас.
В конференции,
которая продолжалась
неделю, приняли
участие представители
индейцев Венесуэлы,
Гватемалы,
Гондураса,
Канады, Панамы,
Перу и США.
В России
многие с сочувствием
и симпатией
относятся к
индейцам. Многие
помнят захватывающие
и учащие справедливости
строки Фенимора
Купера, выпускаются
и журналы, есть
страницы в
Интернете. Один
из наиболее
интересных
журналов дающий
полную картину
истории, культуры,
сегодняшней
жизни индейцев
Америки — «Первые
Американцы».
Журнал повествует
о прошлом и
сегодняшнем
дне древнего
народа, выпускается
в печатной и
электронной
версиях и имеет
большую российскую
аудиторию.
ЛИТЕРАТУРА:
-
Станислав
Кондрашов «В
Аризоне у индейцев»; -
Альманах
«Первые американцы»
№№ за 1997 –2000гг.; -
Бенджамин
Франклин «Заметки
относительно
дикарей Северной
Америки»; -
Льюис
Г. Морган «Дома
и домашняя
жизнь американских
туземцев»; -
Михаил
Алексеев «Предъявят
ли индейцы
права на Уолл-стрит
и Манхэттен?»; -
Многочисленные
сайты по теме
«Индейцы» в
русском Интернете.
МПГУ,
2 курс. Ист. Л.В.
Май
2001г.
Сдано
на хор.
Похожие работы:
Белые индейцы Америки потомки чужих богов когда-то посещавших нашу планету
Чили индейцы Мапуче
Средневековье о чужих арабы монголы и индейцы глазами европейцев VIII — XVI веков
Открытие Америки
Соединённые Штаты Америки 2
Страны Северной Америки
Соединенные Штаты Америки
Народы доколумбовой Америки
Древние цивилизации Америки 2
Гринвилльский договор 3 августа 1795г.
Мирный договор между Соединенными Штатами Америки и племенами индейцев вайандоты, делавары, шауни, оттава, чиппева, потаватоми, майами, эль-ривер, веа,
кикапу, пианкесшоу и каскаския.
Для прекращения разрушительной войны, урегулирования всех противоречий и восстановления гармонии и дружественного взаимодействия между Соединенными Штатами и
индейскими племенами, Энтони Уэйн, генерал-майор, командующий армией Соединенных Штатов и единственное уполномоченное лицо для реализации вышеупомянутых целей, и указанные племена индейцев в лице
своих вождей, лидеров и воинов встретились в Гринвилле, штаб-квартире указанной армии, согласовали следующие статьи, которые, после ратификации Президентом при согласовании и согласии Сената
Соединенных Штатов, являются обязательными для их исполнения сторонами.
Статья 1
С этого момента прекращаются все военные действия; настоящим устанавливается вечный мир; и между Соединенными Штатами и индейскими племенами должно
происходить мирное взаимодействие.
Статья 2
Все заключенные обеих сторон должны быть освобождены. Индейцы, заключенные Соединенных Штатов, должны быть немедленно освобождены. Граждане Соединенных
Штатов, являющиеся на данный момент заключенными индейцев, должны быть доставлены в течение девяноста дней с даты настоящего документа генералу или командиру в Гринвилль, форт Уэйн или форт
Дефианс ; и девять вождей указанных племен должны оставаться в Гринвилле в качестве заложников до передачи заключенных.
Статья 3
Общая линия границы между землями Соединенных Штатов и землями указанных индейских племен начинается в устье реки Кайахога, и простирается вверх по реке до
переправы между указанной рекой и Тускарава, рукавом реки Мускингум, затем вдоль указанного рукава вниз до места переправы вверху форта Лоуренс, затем на запад до разветвления этого рукава реки
Грейт Майами, впадающей в Огайо, возле которого разветвление упирается в хранилище Лороми и начинается переправа между Майами Огайо и рекой Сант-Мари, которая является рукавом Майами, который
впадает в озеро Эри; затем на запад до форта Рековери, который стоит на рукаве Вабаш; затем на юго-запад по прямой линии в Огайо, до пересечения реки напротив устья реки Кентуке или Куттава.
Учитывая вновь установленный мир; товары, ранее полученные от Соединенных Штатов; товары, которые должны быть поставлены на текущий момент; и годовую поставку товаров, которая должна быть
реализована в будущем на основании настоящего документа; и для возмещения Соединенным Штатам убытка и ущерба, нанесенного во время войны, упомянутые индейские племена настоящим обязуются уступить
и навсегда передать все земли, расположенные на востоке и юге от вышеуказанной общей линии границы: и эти земли или какая-либо их часть с настоящего момента не могут быть причиной или основанием
для начала войны или нанесения вреда Соединенным Штатам или их гражданам со стороны вышеупомянутых племен.
Преследуя указанные цели и в качестве свидетельства восстановленной дружбы упомянутых индейских племен, их доверия Соединенным Штатам и стремления
предоставить им место для поселения, а также в рамках взаимовыгодного мирного сотрудничества обеих сторон, указанные индейские племена также уступают Соединенным Штатам следующие участки
земли:
1. Один участок земли площадью шесть квадратных миль вблизи вышеупомянутого хранилища Лороми.
2. Один участок площадью две квадратные мили, в начале судоходных вод или места высадки на реке Сант-Мари, вблизи города Герти.
3. Один участок площадью шесть квадратных миль, в начале судоходных вод реки Ауглеиз.
4. Один участок площадью шесть квадратных миль, в месте слияния рек Ауглеиз и Майами, на месте, где сейчас расположен форт Дефианс.
5. Один участок площадью шесть квадратных миль, на месте или вблизи слияния рек Сант-Мари и Сант-Джозеф, на месте, где сейчас расположен форт Уэйн или рядом
с ним.
6. Один участок площадью две квадратные мили, на реке Вабаш, в конце переправы из озера Майами, и около восьми миль на запад от форта Уэйн.
7. Один участок площадью шесть квадратных миль, в городах Оуатанон или Олд Веа на реке Вабаш.
8. Один участок площадью двенадцать квадратных миль, в британском форте на озере Майами, у подножья порогов.
9. Один участок площадью шесть квадратных миль, в устье указанной реки, в месте, в котором он впадает в озеро.
10. Один участок площадью шесть квадратных миль, на озере Сандуски, где ранее находился форт.
11. Один участок площадью две квадратные мили, в нижних порогах реки Сандуски.
12. Пост Детройт и все земли на севере, западе и юге от него, право собственности индейцев на которые было прекращено посредством подарков французскому и
английскому правительствам: и земли, которые могут быть присоединены к округу Детройт, что подразумевает территорию между рекой Розин, на юге, озером Сант-Клер, на севере, и линией, общее
направление которой включает расстояние шесть миль от западной точки озеро Эри и реки Детройт.
13. Пост Мичилимакинак и вся земля острова, на котором расположен этот пост, и прилегающая материковая часть, право собственности индейцев на которую было
прекращено посредством подарков французскому и английскому правительствам; и участок земли на материке на север от острова расстоянием шесть миль до озера Хурон или прямо между озерами Хурон и
Мичиган и на расстоянии трех миль назад от воды озера или прямо; а также земля острова Айленд Де Бои Блейн, который является дополнительным и добровольным подарком народа Чиппева.
14. Один участок площадью шесть квадратных миль, в устье реки Чикаго, спадающей в юго-западной точке озера Мичиган, на месте, где ранее находился
пост.
15. Один участок площадью двенадцать квадратных миль, в или вблизи устья реки Иллинойс, впадающей в Миссисипи.
16. Один участок площадью шесть квадратных миль, в старом форте Пиориа и деревне вблизи южной точки озера Иллинойс, на реке Иллинойс. В случае, если
Соединенные Штаты посчитают необходимым наметить линию границы земель, которые переходят к ним на основании настоящего документа, он должны направить вышеупомянутым племенам индейцев
предварительное письменное уведомление о таких намерениях, что племена могли назначить своих мудрых вождей, которые будут присутствовать при нанесении такой линии и контролировать ее соответствие
условиям настоящего договора.
И указанные индейские племена предоставят гражданам Соединенных Штатов свободу передвижения по земле и воду по своей территории, вдоль вышеупомянутых постов;
а именно, с начале вышеуказанной переправы, в или вблизи хранилища Лороми, затем вдоль указанной переправы до Сант-Мари и вниз по реке до форта Уэйн, и затем вниз по Майами до озера Эри; далее с
начала переправы в или вблизи хранилища Лороми, вдоль переправы до реки Ауглеиз, и вниз по реке до ее соединения с Майами в форте Дефианс; далее с начала вышеуказанной переправы до реки Сандуски
и вниз по реке до берега залива Сандуски и озера Эри, и от Сандуски до поста, который должен находиться в или вблизи подножья порогов озера Майами; и затем до Детройта. Далее от устья Чикаго до
начала переправы между этой рекой и Иллинойс, и вниз по реке Иллинойс до Миссисипи; а также от форта Уэйн, вдоль указанной переправы, до Вабаш, и затем вниз по Вабаш до Огайо. И указанные
индейские племена также разрешат гражданам Соединенных Штатов возможность свободного использования бухт и устьев рек и озер, прилегающих к землям индейцев, в целях укрытия судов и лодок, а также
возможность выгрузки их груза на землю, в целях безопасности.
Статья 4
Принимая во внимание вновь установленный мир и земли, которые вышеупомянутые племена индейцев уступают согласно предыдущей статье, а также для демонстрации
щедрости Соединенных Штатов, в качестве средства становления крепкого и длительного мира, Соединенные Штаты отказываются от своих претензий на любые другие земли индейцев на север от реки Огайо,
на восток от Миссисипи, на запад и на юг от Великих Озер, а также на воды, соединяющие их, в соответствии с линией границы, согласованной Соединенными Штатами и Королем Великобритании посредством
мирного договора, заключенного между ними в 1783 году. Но действие такого отказа Соединенных Штатов не распространяется на следующие участки земли:
1. Участок площадью сто пятьдесят тысяч акров вблизи порогов реки Огайо, которые были переданы Генералу Кларку для его личного пользования и пользования его
воинов.
2. Пост Сант-Винсенс на реке Вабаш и прилегающие земли, право собственности индейцев на которые было прекращено.
3. Земли любого другого расположения, принадлежащие французскому народу и другим белым поселенцам в их числе, право собственности индейцев на которые было
прекращено, как было упомянуто в статье 3; и
4. Пост форта Массак напротив устья Огайо.
На такие участки, которые являются исключением, вышеупомянутые племена отказываются от каких-либо права и претензий.
Преследуя указанные цели и стремления, Соединенные Штаты на данный момент поставляют указанным индейским племенам товаров стоимостью двадцать тысяч долларов,
получение которых они подтверждают настоящим документом; и впредь Соединенные Штаты всегда каждой год будут поставлять в удобное место на севере реки Огайо подобные полезные товары, подходящие
для положения индейцев, стоимостью девять тысяч пятьсот долларов; рассчитывая эту стоимость по первичной цене товаров в городе или месте Соединенных Штатов, в котором они закупаются. Ниже
приведены племена, которым ежегодно будут поставляться такие товары, и доля каждого племени в таких поставках:
1. Вайандоты, одна тысяча долларов.
2. Делавэры, одна тысяча долларов.
3. Шауни, одна тысяча долларов.
4. Майами, одна тысяча долларов.
5. Оттава, одна тысяча долларов.
6. Чиппева, одна тысяча долларов.
7. Патаватоми, одна тысяча долларов, and
8. Кикапу, веа, эл-ривер, пианкашу и каскаския племена, пятьсот долларов каждому.
При этом, если какие-либо из вышеупомянутых племен, в отношении своей доли в ежегодных поставках товаров, в последующем пожелают, чтобы их часть
предоставлялась в виде домашних животных, орудий для земледелия и других инструментов, полезных для них, и в дополнение к полезным ремесленникам, которые могут проживать непосредственно или рядом
с ними и наниматься за вознаграждение, они должны соответственно включены в последующие ежегодные поставки.
Статья 5
Во избежание двусмысленного толкования относительно индейских земель, предоставленных Соединенным Штатам согласно статье 4, настоящим в прямой форме
заявляется, что значение такой уступки состоит в следующем: индейские племена, которые имеют право на эти земли, должны мирно пользоваться ими, заниматься охотой и посадкой растений, а также
проживать на них так долго, сколько пожелают, без каких-либо посягательств со стороны Соединенных Штатов; но когда эти племена будут склоняться к продаже своих земель или их части, они должны
продать их только Соединенным Штатам; и до такой продажи Соединенные Штаты обязуются защищать указанные индейские племена, мирно пользующиеся своей землей, от всех граждан Соединенных Штатов и
других белых людей, которые вторгаются на эти земли. И указанные индейские племена подтверждаются, что находятся под защитой Соединенных Штатов и никакого другого государства.
Статья 6
Если гражданин Соединенных Штатов или любые другие белые люди поселятся на землях, от которых Соединенные Штаты настоящим документом отказались, такой
гражданин или другое лицо не находятся под защитой Соединенных Штатов; и индейское племя, на землях которого осуществляется поселение, имеет право выселить поселенца или наложить на него
наказание по своему усмотрению; и поскольку такие поселения, созданные без согласия Соединенных Штатов, наносят им ущерб, также как и индейцам, Соединенные Штаты имеют право по своему усмотрению
разрушить их, а также выселить и наказать поселенцев в рамках защиты индейских земель, предусмотренных настоящим документом.
Статья 7
Вышеупомянутые племена индейцев, стороны настоящего соглашения, имеют право охотиться на своей территории и землях, которую они настоящим документом уступают
Соединенным Штатам, без препятствий и досаждений, до тех пор, пока они ведут себя мирно и не наносят вред народу Соединенных Штатов.
Статья 8
С указанными индейскими племенами должна быть открыта торговля; и они настоящим обязуются обеспечить защиту таким лицам, их имуществу, которые получают
лицензию на проживание среди них в целях торговли; а также их агентам и слугам; но ни одно лицо не имеет права проживать среди таких лиц в целях торговли; а также их агентов и слуг; но ни одно
лицо не имеет права проживать в их городах или охотничьих лагерях в качестве торговца, которое не получило торговую лицензию, заверенную подписью и печатью суперинтенданта департамента по
северо-западу Огайо или другого лица, уполномоченного Президентом Соединенных Штатов для выдачи таких лицензий; с этой целью на указанных индейцах не могут налагаться ограничения на их торговлю.
И если какой-либо торговец с лицензией злоупотребляет своей привилегий для проведения недобросовестной сделки, после жалобы и доказательства данного факта, его лицензия должна быть аннулирована,
и на него налагается наказание в соответствии с законами Соединенных Штатов. И если какое-либо лицо вмешивается в качестве торговца, не имея такой лицензии, указанные индейцы должны доставить его
суперинтенданту или его заместителю для привлечения его к ответственности согласно закону. Для предотвращения использования фальшивых лицензий указанные индейцы должны, по крайней мере, один раз
в год, предоставлять суперинтенданту информацию или его заместителям об именах торговцев, проживающих среди них.
Статья 9
Если стабильный мир и дружба, закрепленные настоящим документом, нарушаются преступлениями, совершенными какими-либо лицами, Соединенные Штаты и указанные
индейские племена договариваются, что не должно быть личной мести или возмездия за преступления, совершенные лицами какой-либо стороны; вместо этого, пострадавшая сторона должна направить жалобу
другой стороне: указанные индейские племена — Президенту Соединенных Штатов или суперинтенданту, назначенному Президентом; а суперинтендант или другое лицо, назначенное Президентом – главным
вождям указанных индейских племен или племени, к которому принадлежит преступник; далее должны приниматься такие обоснованные меры, которые необходимы для сохранения такого мира и дружбы, до тех
пор, пока законодательный орган (или великий совет) Соединенных Штатов не примет другое справедливое решение по делу к взаимному удовлетворению обеих сторон. Если какие-либо индейские племена
будут планировать войну против Соединенных Штатов, и другие племена узнают о таких намерениях, они настоящим обязуются немедленно уведомить об этом генерала или офицера, командующего войсками
Соединенных Штатов, находящимися в ближайшем посту.
Если какое-либо племя с враждебными намерениями против Соединенных Штатов стремиться пройти через их территорию, они должны принять все меры для того, чтобы
воспрепятствовать этому и в таком же порядке уведомить о таких попытках генерала или командующего офицера в целях предотвращения любых оснований для недоверия и подозрения между ними и
Соединенными Штатами. Подобно этому, Соединенные Штаты обязаны уведомить указанные индейские племена о любом потенциальном вреде, который может быть им нанесен; а также принять все возможные меры
для устранения и предотвращения любых событий, которые могут подорвать установленные дружеские отношения.
Статья 10
Все другие договора, заключенные до настоящего момента между Соединенными Штатами и указанными индейскими племенами, с момента договора от 1783 года между
Соединенными Штатами и Великобританией, которые попадают под действие настоящего договора, с настоящего времени теряют свою силу.
Подтверждая вышеизложенное, указанный Энтони Уэйн и вожди и лидеры вышеуказанных народов и племен индейцев утвердили настоящий документ своими подписями и
печатями.
Подписано в Гринвилле, на территории Соединенных Штатов к северо-западу от реки Огайо, 3го августа 1795 года.
Виандоты
• Тархе, или Журавль, слева его отметка в виде Х
• Дж.Уильямс, мл. слева его отметка в виде Х
• Тейагхтау, слева его отметка в виде Х
• Хароениоу, или сын полукороля, слева его отметка в виде Х
• Техаавторенс, слева его отметка в виде Х
• Авмейеерай, слева его отметка в виде Х
• Стайетах, слева его отметка в виде Х
• Шатейарониах, или Кожаные Губы, слева его отметка в виде Х
• Даугхшуттайах, слева его отметка в виде Х
• Шааврунте, слева его отметка в виде Х
Делавары
• Тетабокшке, или Великий Король, слева его отметка в виде Х
• Лемантанквис, или Черный Король, слева его отметка в виде Х
• Вабаттхое, слева его отметка в виде Х
• Магхпивэй, или Красное Перо, слева его отметка в виде Х
• Киктхавенунд, или Андерсон, слева его отметка в виде Х
• Буконгехела, слева его отметка в виде Х
• Пеекеелунд, слева его отметка в виде Х
• Беллебавкеелунд, слева его отметка в виде Х
• Пeeкeeтeлemунд, или Томас Адамс, слева его отметка в виде Х
• Кишкопекунд, или Капитан Буффало, слева его отметка в виде Х
• Aмeнaхeхан, или Капитан Кроу, слева его отметка в виде Х
• Квешaвкси, или Джордж Вашингтон, слева его отметка в виде Х
• Бейбинквис, или Билли Сискомб, слева его отметка в виде Х
• Мосес, слева его отметка в виде Х
Шавани
• Мисквакоонакаб, или Северный Шест, слева его отметка в виде Х
• Кутзебекасаб, или Черное Копыто, слева его отметка в виде Х
• Кайсеваесеках, слева его отметка в виде Х
• Вейсапаматха, слева его отметка в виде Х
• Нианисмека, слева его отметка в виде Х
• Вайсеа, или Длинные Ноги, слева его отметка в виде Х
• Вейапиерсенвaв, или Синяя Рубашка, слева его отметка в виде Х
• Некветаугхав, слева его отметка в виде Х
• Хахгоосекав, или Капитан Рид, слева его отметка в виде Х
Оттава
• Аугоoшaвaй, слева его отметка в виде Х
• Keeнoшaмик, слева его отметка в виде Х
• Ла Малис, слева его отметка в виде Х
• Maчивeта, слева его отметка в виде Х
• Совoнавa, слева его отметка в виде Х
• Секав, слева его отметка в виде Х
Чиппева
• Maшипинашивиш, или Плохая Птица, слева его отметка в виде Х
• Нахшoгашe, (из Верхнего Озера), слева его отметка в виде Х
• Kaсавaсунг, слева его отметка в виде Х
• Maсасс, слева его отметка в виде Х
• Немекасс, или Небольшой Гром, слева его отметка в виде Х
• Пeшaвкай, или Молодой Вол, слева его отметка в виде Х
• Нангуей, слева его отметка в виде Х
• Meeнедохгеесог, слева его отметка в виде Х
• Пeeвaншeменог, слева его отметка в виде Х
• Вeймегвaс, слева его отметка в виде Х
• Гобмаатик, слева его отметка в виде Х
Oттавa
• Чегоникска, Оттава из Сандуски, слева его отметка в виде Х
Патаватима
• Супенебу, слева его отметка в виде Х
• Нaвaк, от своего имени и от имени брата Эстимес, слева его отметка в виде Х
• Ненансека, слева его отметка в виде Х
• Keeсасс, или Бег, слева его отметка в виде Х
• Kaбамасав, от своего имени и от имени брата Чисауган, слева его отметка в виде Х
• Сугганунк, слева его отметка в виде Х
• Вапмеме, или Белый Голубь, слева его отметка в виде Х
• Вaченесс, от своего имени и от имени брата Педагошок, слева его отметка в виде Х
• Бабшикавнaв, слева его отметка в виде Х
• Ла Чассе, слева его отметка в виде Х
• Meшeгесeног, от своего имени и от имени брата Вавасек, слева его отметка в виде Х
• Хингосвaш, слева его отметка в виде Х
• Аневaсaв, слева его отметка в виде Х
• Нaвбудг, слева его отметка в виде Х
• Mиссеногомав, слева его отметка в виде Х
• Вaвeeгшe, слева его отметка в виде Х
• Савмe, или Ле Бранк, слева его отметка в виде Х
• Геекве, от своего имени и от имени брата Шевинс, слева его отметка в виде Х
Патаватима Хурона
• Oкиа, слева его отметка в виде Х
• Чамунг, слева его отметка в виде Х
• Сегагевaн, слева его отметка в виде Х
• Нанавме, от своего имени и от имени брата A. Джин, слева его отметка в виде Х
• Марчанд, слева его отметка в виде Х
• Бенамеак, слева его отметка в виде Х
Майами
• Нагохквангогх, или Ле Грис, слева его отметка в виде Х
• Meшeкунногхквох, или Маленькая Черепаха, слева его отметка в виде Х
Майами и Эль Ривер
• Пeeджeeвa, или Ричард Вилль, слева его отметка в виде Х
• Кочкепогхтогх, слева его отметка в виде Х
Эл Ривер племя
• Шaмeкуннеса, или Солдат, слева его отметка в виде Х
Майами
• Вaпaмангвa, или Белая гагара, слева его отметка в виде Х
Беа, от своего имени и Пианкесшоу
• Aмaкунса, или Маленький бобер, слева его отметка в виде Х
• Aкooласа, или Маленький лис, слева его отметка в виде Х
• Франсис, слева его отметка в виде Х
Кикапу и Каскаския
• Keeaвхах, слева его отметка в виде Х
• Немигхка, или Джози Ренард, слева его отметка в виде Х
• Паикееканогх, слева его отметка в виде Х
Делавары Сандуски
• Хaвкинпумиска, слева его отметка в виде Х
• Пеймaвксей, слева его отметка в виде Х
• Рейтуеко, (шести народов, живущих в Сандуски), слева его отметка в виде Х
Х. Де Буттс, первый Адьютант и секретарь Генерал-майора Уэйна, Ум.Х. Харрисон, Адьютант Генерал-майора Уэйна, T. Льюис, Адьютант Генерал-майора Уэйна, James
O’Hara, Квартирмейстер генерала Джона Миллса, майор пехоты, и Адьют.Ген. Калеб Сван, Ген. Демтер, лейтенант артиллерии, Виго, Аст. Ласселле, Уильям Ви Илс, Джс. Бо Вьен, Жак Ласе Иле, Дэвид
Джонс, M. Моринс, Льюис Бофейт, Бт. Санс Крайнт, Р.Лачамбре, Кристофер Миллер, Джас.Пепен, Роберт Уилсон, Бати Коутьен, Абрахам Уильямс, его отметка Х, П. Наварре. Иссак Зане, его отметка
Х
Источник: http://constitutionallaw.ru/?p=1909
The Treaty of Greenville was a peace treaty between the United States and Native Indians of the U.S. Northwest Territory, signed on August 3, 1795, at Fort Greenville, now Greenville, Ohio. On paper, the treaty ended the Northwest Indian War and further expanded American territory westward. Though it established a brief uneasy peace, the Treaty of Greenville intensified Native American resentment for white settlers, leading to more conflict in the future.
Key Takeaways: Treaty of Greenville
- The Treaty of Greenville ended the Northwest Indian War facilitating the further westward expansion of the United States.
- The treaty was signed on August 3, 1795, at Fort Greenville, now Greenville, Ohio.
- The treaty resulted in the division of disputed lands in modern-day Ohio and parts of Indiana, as well as payments of “annuities” to Native Indians.
- Though it ended the Northwest Indian War, the treaty failed to prevent further conflict between Native Indians and settlers.
Northwest Indian War
The Treaty of Greenville was signed one year after the U.S. Army defeated Native Americans in the August 1794 Battle of Fallen Timbers, the final battle of the Northwest Indian War of 1785 to 1795.
Fought between the United States and a coalition of Native American tribes, aided by Great Britain, the Northwest Indian War was a decade-long series of battles for control of the Northwest Territory—today the states of Ohio, Indiana, Illinois, Michigan, Wisconsin and a portion of Minnesota. The war was the culmination of centuries of conflict over the territory, first between the Indian tribes themselves, and later between the tribes as they aligned with colonists from France and Great Britain.
The United States had been granted “control” of the Northwest Territory and its many Indian tribes under the 1783 Treaty of Paris, which ended the American Revolutionary War. Despite the treaty, the British continued to occupy forts in the territory from which their troops supported the Natives. In response, President George Washington sent the U.S. Army to end the conflicts between the Natives and settlers and to enforce U.S. sovereignty over the territory.
Made up at the time by untrained recruits and militiamen, the U.S. Army suffered a series of defeats highlighted by St. Claire’s Defeat in 1791. Some 1,000 soldiers and militiamen were killed, with total U.S. casualties far exceeding Native losses. After St. Claire’s Defeat, Washington ordered Revolutionary War hero General “Mad Anthony” Wayne to lead a properly trained force into the Northwest Territory. Wayne led his men to a decisive victory at the Battle of Fallen Timbers in 1794. The victory forced Native tribes to negotiate and agree to the Treaty of Greenville in 1795.
Terms of the Treaty of Greenville
The Treaty of Greenville was signed at Fort Greenville on August 3, 1795. The American delegation was led by Fallen Timbers hero General Wayne, along with frontiersmen William Wells, William Henry Harrison, William Clark, Meriwether Lewis, and Caleb Swan. Native Americans who signed the treaty included leaders of the Wyandot, Delaware, Shawnee, Ottawa, Miami, Eel River, Wea, Chippewa, Potawatomi, Kickapoo, Piankashaw, and Kaskaskia nations.
The stated purpose of the treaty was, “To put an end to a destructive war, to settle all controversies, and to restore harmony and friendly intercourse between the said United States and Indian tribes…”
Division of Lands and Rights
Under the treaty, the defeated Native tribes gave up all claims to present-day Ohio and parts of Indiana. In return, the Americans gave up all claims to lands north and west of the disputed territory, provided the Native tribes allowed the Americans to establish trading posts in their territory. In addition, the tribes were allowed to hunt game on the lands they had relinquished.
Also in 1795, the U.S. had negotiated the Jay Treaty with Great Britain, under which the British abandoned their forts in the U.S. Northwest Territory while opening some of their colonial territories in the Caribbean for American trade.
U.S. Annuity Payments
The U.S. also agreed to pay the Native Americans an “annuity” in return for their relinquished lands. The U.S. government gave the Native tribes an initial payment of $20,000 worth of goods in the form of cloth, blankets, farm tools, and domestic animals. In addition, the U.S. agreed to pay the tribes an ongoing $9,500 a year in similar goods and federal grants. The payments enabled the U.S. government to have a degree of influence in tribal affairs and control over Native American life.
Tribal Dissention
The treaty resulted in friction between the “peace chiefs” led by Little Turtle of the Miami tribe, who had argued for cooperation with the United States, and Shawnee chief Tecumseh, who accused the peace chiefs of giving away land they did not control.
Aftermath and Historical Significance
By 1800, five years after the Treaty of Greenville, the Northwest Territory had been divided into Ohio Territory and Indiana Territory. In February 1803, the State of Ohio was admitted as the 17th state of the Union.
Even after their surrender at Fallen Timbers, many Native Indians refused to honor the Treaty of Greenville. As white settlers continued to move on to land reserved for the tribes by the agreement, violence between the two peoples also continued. In the early 1800s, tribal leaders like Tecumseh and the Prophet carried on the American Indian’s struggle to regain their lost land.
Despite Tecumseh’s masterful fight against superior American forces during the War of 1812, his death in 1813 and the subsequent dissolution of his tribal confederacy effectively ended organized Native American resistance to the U.S. settlement of the Northwest Territory.
Sources and Further Reference
- “The Treaty of Greenville 1795 (text).” The Avalon Project. Yale Law School
- Fernandes, Melanie L. (2016). “The Northwest Indian War and its Impact on the Early American Republic.” The Gettysburg Historical Journal.
- Edel, Wilbur (1997). “Kekionga! The Worst Defeat in the History of the U.S. Army.” Westport: Praeger Publishers. ISBN 978-0-275-95821-3.
- Winkler, John F. (2013). “Fallen Timbers 1794: The US Army’s First Victory.” Oxford: Osprey Publishing. ISBN 9781780963754.
The Treaty of Greenville was a peace treaty between the United States and Native Indians of the U.S. Northwest Territory, signed on August 3, 1795, at Fort Greenville, now Greenville, Ohio. On paper, the treaty ended the Northwest Indian War and further expanded American territory westward. Though it established a brief uneasy peace, the Treaty of Greenville intensified Native American resentment for white settlers, leading to more conflict in the future.
Key Takeaways: Treaty of Greenville
- The Treaty of Greenville ended the Northwest Indian War facilitating the further westward expansion of the United States.
- The treaty was signed on August 3, 1795, at Fort Greenville, now Greenville, Ohio.
- The treaty resulted in the division of disputed lands in modern-day Ohio and parts of Indiana, as well as payments of “annuities” to Native Indians.
- Though it ended the Northwest Indian War, the treaty failed to prevent further conflict between Native Indians and settlers.
Northwest Indian War
The Treaty of Greenville was signed one year after the U.S. Army defeated Native Americans in the August 1794 Battle of Fallen Timbers, the final battle of the Northwest Indian War of 1785 to 1795.
Fought between the United States and a coalition of Native American tribes, aided by Great Britain, the Northwest Indian War was a decade-long series of battles for control of the Northwest Territory—today the states of Ohio, Indiana, Illinois, Michigan, Wisconsin and a portion of Minnesota. The war was the culmination of centuries of conflict over the territory, first between the Indian tribes themselves, and later between the tribes as they aligned with colonists from France and Great Britain.
The United States had been granted “control” of the Northwest Territory and its many Indian tribes under the 1783 Treaty of Paris, which ended the American Revolutionary War. Despite the treaty, the British continued to occupy forts in the territory from which their troops supported the Natives. In response, President George Washington sent the U.S. Army to end the conflicts between the Natives and settlers and to enforce U.S. sovereignty over the territory.
Made up at the time by untrained recruits and militiamen, the U.S. Army suffered a series of defeats highlighted by St. Claire’s Defeat in 1791. Some 1,000 soldiers and militiamen were killed, with total U.S. casualties far exceeding Native losses. After St. Claire’s Defeat, Washington ordered Revolutionary War hero General “Mad Anthony” Wayne to lead a properly trained force into the Northwest Territory. Wayne led his men to a decisive victory at the Battle of Fallen Timbers in 1794. The victory forced Native tribes to negotiate and agree to the Treaty of Greenville in 1795.
Terms of the Treaty of Greenville
The Treaty of Greenville was signed at Fort Greenville on August 3, 1795. The American delegation was led by Fallen Timbers hero General Wayne, along with frontiersmen William Wells, William Henry Harrison, William Clark, Meriwether Lewis, and Caleb Swan. Native Americans who signed the treaty included leaders of the Wyandot, Delaware, Shawnee, Ottawa, Miami, Eel River, Wea, Chippewa, Potawatomi, Kickapoo, Piankashaw, and Kaskaskia nations.
The stated purpose of the treaty was, “To put an end to a destructive war, to settle all controversies, and to restore harmony and friendly intercourse between the said United States and Indian tribes…”
Division of Lands and Rights
Under the treaty, the defeated Native tribes gave up all claims to present-day Ohio and parts of Indiana. In return, the Americans gave up all claims to lands north and west of the disputed territory, provided the Native tribes allowed the Americans to establish trading posts in their territory. In addition, the tribes were allowed to hunt game on the lands they had relinquished.
Also in 1795, the U.S. had negotiated the Jay Treaty with Great Britain, under which the British abandoned their forts in the U.S. Northwest Territory while opening some of their colonial territories in the Caribbean for American trade.
U.S. Annuity Payments
The U.S. also agreed to pay the Native Americans an “annuity” in return for their relinquished lands. The U.S. government gave the Native tribes an initial payment of $20,000 worth of goods in the form of cloth, blankets, farm tools, and domestic animals. In addition, the U.S. agreed to pay the tribes an ongoing $9,500 a year in similar goods and federal grants. The payments enabled the U.S. government to have a degree of influence in tribal affairs and control over Native American life.
Tribal Dissention
The treaty resulted in friction between the “peace chiefs” led by Little Turtle of the Miami tribe, who had argued for cooperation with the United States, and Shawnee chief Tecumseh, who accused the peace chiefs of giving away land they did not control.
Aftermath and Historical Significance
By 1800, five years after the Treaty of Greenville, the Northwest Territory had been divided into Ohio Territory and Indiana Territory. In February 1803, the State of Ohio was admitted as the 17th state of the Union.
Even after their surrender at Fallen Timbers, many Native Indians refused to honor the Treaty of Greenville. As white settlers continued to move on to land reserved for the tribes by the agreement, violence between the two peoples also continued. In the early 1800s, tribal leaders like Tecumseh and the Prophet carried on the American Indian’s struggle to regain their lost land.
Despite Tecumseh’s masterful fight against superior American forces during the War of 1812, his death in 1813 and the subsequent dissolution of his tribal confederacy effectively ended organized Native American resistance to the U.S. settlement of the Northwest Territory.
Sources and Further Reference
- “The Treaty of Greenville 1795 (text).” The Avalon Project. Yale Law School
- Fernandes, Melanie L. (2016). “The Northwest Indian War and its Impact on the Early American Republic.” The Gettysburg Historical Journal.
- Edel, Wilbur (1997). “Kekionga! The Worst Defeat in the History of the U.S. Army.” Westport: Praeger Publishers. ISBN 978-0-275-95821-3.
- Winkler, John F. (2013). “Fallen Timbers 1794: The US Army’s First Victory.” Oxford: Osprey Publishing. ISBN 9781780963754.
23 июня 1683 года на территории современных США был подписан договор о дружбе между белыми поселенцами и индейцами. Основатель колонии Пенсильвания британец Уильям Пенн до последних дней жизни выполнял условия соглашения, не ущемляя права коренных жителей Северной Америки. Однако такое отношение к туземцам было исключением из правил. Европейские колонизаторы, стремясь занять лучшие территории Нового Света, оттесняли индейцев на Запад. В ход шли все средства — от подкупа, политических интриг и фиктивных «мирных» договоров до массовых убийств.
Когда белые переселенцы только начинали колонизировать Атлантическое побережье Северной Америки, они практически сразу «познакомились» с несколькими большими группами индейских народов: алгонкинами, южными ирокезами и восточными маскогами. В этих племенах власть принадлежала старейшинам, которые назначали вождей, как только возникала военная угроза. Самой мощной силой в регионе была Лига ирокезов, создавшая, по оценкам учёных, предгосударственное формирование. Тем не менее на первых порах необычный вид и технические достижения белых иноземцев привели индейцев в замешательство, но очень скоро они убедились в том, что имеют дело с обычными людьми.
Период с начала XVII по начало XVIII века учёные называют «первой волной индейских войн». Индейцы в это время обладали серьёзным численным превосходством, и у них были шансы одержать верх над первыми интервентами. Поэтому колонизаторам приходилось пускать в ход не только оружие. Алкоголь, европейские болезни, стравливание различных племён между собой и договоры о «мире» работали не менее эффективно.
Уильям Пенн и три бегуна
Пуритане и представители некоторых других религиозных движений, участвовавших в колонизации Северной Америки, часто называли индейцев «детьми дьявола», не скрывая своей антипатии к ним. Впрочем, коренные американцы платили им той же монетой. Поэтому большинство британских колоний на Атлантическом побережье в XVII столетии находились в состоянии практически постоянной войны с местными индейцами. В 1620—1630-х годах были полностью уничтожены такие народы, как пимы, пекоты и пекво.
- Война короля Филипа
- © California State Library
Успешную войну против белых развернул вождь вампаноагов Метаком, известный также как Король Филип. Он сумел развить собственное металлургическое производство и заключить союз с локальными вождями, после чего начал жестокую войну, осадив 60 и уничтожив 12 поселений колонизаторов. В этих боях погиб каждый пятый белый мужчина. Однако сам Метаком был убит в случайной стычке, а большая часть его народа — уничтожена.
«Разрозненные индейцы подвергались ассимиляции и попадали в долговую зависимость от своих соседей, не умея обрабатывать землю или добывать себе пищу иным путём, после чего сами обращались в совет колоний с просьбой купить часть земли, чтобы рассчитаться с долгами. Но очень часто назначенные властями «опекуны» безнаказанно обманывали их при совершении сделок», — рассказал в интервью RT историк и писатель Алексей Стёпкин.
Однако среди белых переселенцев встречались и исключения. Например, видный британский общественный деятель и квакер Уильям Пенн, основатель колонии Пенсильвания. Воспользовавшись тем, что корона задолжала его отцу большую сумму денег, Пенн попросил вернуть долг американскими землями. В отличие от многих своих соотечественников, влиятельный квакер решил договориться с индейцами о мирном распределении земель.
В 1682 году он совершил первую сделку с индейцами ленапе (или делаварами — именно это название использовал в своих романах Фенимор Купер). А 23 июня 1683-го Уильям Пенн подписал с ленапе всеобъемлющий договор о дружбе. При этом он выполнял все взятые на себя перед индейцами обязательства, используя только выкупленные у них земли, оплачивая счета и позволяя им заходить на «белую» территорию.
- Жан Леон Жером Феррис. Рождение Пенсильвании. 1680 год
Также по теме
Великое закрытие: почему в США вандалы оскверняют памятники Христофору Колумбу
12 октября 1492 года итальянец Христофор Колумб открыл новую часть света — Америку. Имя великого мореплавателя известно практически…
В 1718 году Пенн умер и земли отошли по наследству его детям. Те гуманистических воззрений своего отца не разделяли. В 1736 году они предъявили ленапе «договор», якобы заключённый за 50 лет до этого Пенном, по которому белым отходили земли на полтора дня пути к западу от границы Пенсильвании. По мнению историков, этот документ был фальшивым, но индейских вождей всё же убедили его признать.
Индейцы, исходя из собственных представлений, рассчитывали, что речь идёт о расстоянии в 60 км. Однако наследники Пенна, отмеряя землю, запустили трёх лучших бегунов в колонии по заранее расчищенной дороге. В результате граница их земель передвинулась примерно на 113 км. Индейцы пожаловались на мошенничество английскому королю, а в XIX веке подали иск в американский суд, но это им не помогло.
В XVII—XIX веках ленапе были частично уничтожены, оставшихся переселили на Запад в принудительном порядке.
Сила договора
«Индейцы либо сами продавали землю, либо у них её отбирали силой, либо они вымирали. При сделках земля была сильно недооценена. Теоретически сами индейцы могли пускать на свою землю фермеров и брать с них арендную плату. Но на практике это было невозможно, так как отношение к индейцам со стороны белых было крайне негативным и любые судебные споры европейцам они практически всегда проигрывали», — отметил в беседе с RT Стёпкин.
В XVIII столетии европейские колонизаторы из Франции, Великобритании и США активно использовали индейцев в своих войнах. После того как возникли и окончательно сформировались Соединённые Штаты Америки, натиск белых на Запад стал ещё более решительным. В 1790-е годы был принят ряд нормативных актов, направленных на то, чтобы передать функцию заключения договоров с индейцами исключительно центральным властям в Вашингтоне.
В 1823 году верховный суд США официально утвердил де-факто существовавшую ранее «доктрину открытия», согласно которой все индейские земли были объявлены никому не принадлежащими, а их собственниками становились те колонизаторы, которые занимали ту или иную территорию первыми. А в 1830-м был принят закон о переселении индейцев. Согласно ему, изгнанию на засушливые земли к западу от Миссисипи подлежали не только дикие, но и так называемые цивилизованные индейские народы, которым ранее была гарантирована неприкосновенность. С 1831 года американская армия погнала на запад индейцев чероки, чикасо, чокто, маскогов и семинолов. Тысячи погибли в пути, так и не дойдя до своей новой «родины».
Во второй половине XIX века, когда более плодородные участки уже были захвачены, американцы приступили к изъятию последних «бесхозных» земель — Великих равнин в центре и гористых территорий на юге и западе континента.
- Карл Вимар. Похищение Джемимы Бун, дочери Даниэля Буна. 1853 год
Снова пошло в ход сочетание военной силы с псевдодипломатическими переговорами. Индейцы лакота, апачи и команчи оказывали отчаянное сопротивление захватчикам, но преобладание белых было уже слишком велико.
Тех, кто отказывался подчиняться, американские власти и колонисты безжалостно уничтожали. Армия и отряды волонтёров вырезали целые поселения, убивая женщин, стариков и детей. Белые активно практиковали скальпирование, делали себе сувениры из частей тел убитых индейских девушек. Выполняя формальную разнарядку, военные запросто расстреливали из пушек и ружей деревни мирных индейцев, получивших гарантии безопасности из Вашингтона.
К 1890 году индейские войны завершились. Сопротивление законных хозяев американской земли было подавлено. Если ещё в 1800 году они составляли около 15% населения территории, которая впоследствии вошла в состав США, то в 1900-м на этих землях их осталось не более 0,5% от общего числа проживавших там людей.
С 1776 по 1900 год у индейцев на территории США отняли около 600 млн гектаров земли, что примерно в 25 раз превышает площадь Великобритании, откуда прибыли в Новый Свет колонизаторы. Этот захват был формально легализован посредством множества договоров. С 1777 по 1868 год было подписано 368 таких документов.
Секреты американской дипломатии
«Нужно понимать, что например, жители Великих равнин в начале XIX века ещё находились практически в каменном веке. Они не знали металлов, не видели колеса. И когда им предлагали подписать какой-то договор, они просто не понимали, чего от них хотят, так как у них было совершенно другое представление о собственности. Они не думали, что кто-то может владеть землёй», — рассказал в беседе с RT индеанист Андрей Голенков.
По его словам, каждое заключение договора сопровождалось вручением подарков. Индейские вожди и старейшины приезжали, получали от белых нечто полезное и ставили крестик на бумаге, не понимая, о чём идёт речь.
«Всё происходило очень быстро. Индейцы прерий, оказываясь в резервации, не всегда успевали понять, что произошло. Что же касается более высокоразвитых народов востока, то здесь в ход шли интриги и подкуп», — отметил эксперт.
По мнению директора международного некоммерческого фонда «Центр геополитических экспертиз» Валерия Коровина, белые колонизаторы изначально смотрели на практику заключения договоров с изрядной долей цинизма.
«Если у индейцев начинали просто так отбирать землю, они сопротивлялись. Захватчикам это, конечно же, не нравилось. Стремясь избежать войны, колонизаторы имитировали попытки договориться. Однако те, кто подписывал эти соглашения от имени властей Британии и США, изначально даже не собирались их выполнять. Как только ситуация позволяла, белые переходили к силовым методам захвата земель», — подчеркнул Коровин.
- Картина Чарльза Шрейфогеля. 1908 год
Андрей Голенков отметил, что в XIX веке договорные отношения с индейцами использовались в американском обществе и во внутриполитических целях.
«Политика всё-таки делалась на востоке, а там уже возникли всевозможные правозащитные движения, в которые входили дамы из влиятельных семейств. И их раздражали слухи о тотальном уничтожении индейцев. Они начинали жаловаться на жестокость солдат своим мужьям и отцам, а те, в свою очередь, могли оказать влияние на военных. Договоры же создавали видимость легитимности», — рассказал Голенков.
Впрочем, по словам эксперта, при обсуждении текста соглашений с индейцами американские чиновники и военные ничем особо не рисковали.
«Мне приходилось читать тексты этих договоров в оригинале. Так вот, они написаны так запутанно, с такими оборотами, что мне, человеку XXI века с высшим образованием, было непросто разобраться, о чём там идёт речь. А что могли понять неграмотные индейские вожди?» — задаётся вопросом Голенков.
Эксперты отмечают, что отношение западных держав к представителям других цивилизаций со временем практически не изменилось, что наглядно демонстрирует современная внешняя политика тех же США.
«Подписывая какие-либо соглашения, они подразумевают, что при первом же удобном случае не станут их выполнять», — подытожил Коровин.
Индейцы племени лакота приняли решение создать собственное государство и выйти из состава США. В понедельник делегация племени в одностороннем порядке разорвала все договоры, заключенные с американским правительством почти 150 лет назад, которые «постоянно нарушались со стороны США» и, таким образом представляют собой ничто иное, как «пустые слова на дешевой бумаге».
Территория расселения индейцев лакота (около 100 тыс. человек), которые входят в группу индейских племен сиу, проходит по штатам Небраска, Южная Дакота, Северная Дакота, Монтана и Вайоминг. О появлении новой страны на территории этих штатов индейцы уже успели объявить в посольствах Чили, Боливии, Венесуэлы и ЮАР.
В скором времени в новой стране собираются выпустить свои паспорта и водительские права, а также освободить от налогов всех, кто признает себя гражданами нового государства.
«Мы более не являемся гражданами США, и все, кто живет в зоне пяти племен, представляющей территорию нашей страны, могут свободно присоединиться к нам», — заявляет активист движения борьбы за права индейцев Рассел Минз (Russell Means).
Пока правительство США никак не отреагировало на действия коренных жителей страны.
Впрочем, как отмечает «Правда.Ru», независимость индейцам, скорее всего, не грозит. Еще в 1974 году они издали свою декларацию о независимости по аналогии с известным документом, провозгласившим независимость США от Великобритании. Однако, ни декларация, ни отсылы к Венской Конвенции 1980 года и 6-й статье американской конституции им не помогли.
Буквально на прошлой неделе правительство США получило обвинение в расовой дискриминации от 250 американских правозащитных организаций. В докладе, получившем название «Закрывая глаза на несправедливость», сказано, что около 5,4 млн. граждан лишены права голоса; из них подавляющее большинство относится к национальным меньшинствам.
Как заявил один из организаторов первой женевской конференции по правам индейцев в 1977 году Филис Янг (Phyllis Young): «У нас есть 33 договора, которым не следуют США. Они продолжают забирать у нас землю, воду, детей».
Индейцы жалуются на то, что их представителей не приглашают на различные конференции, в том числе непосредственно затрагивающие их интересы.
«Нас часто не принимают в расчет из-за предвзятого мнения о наших интересах и способностях, — сказал Тед Мозес (Ted Moses), вождь одного из канадских племен индейцев. — Например, мы не участвуем в научно-исследовательских программах. Наоборот, нас рассматривают как объект исследований».
Четыре года назад от имени 300 тысяч коренных жителей в федеральный суд США поступил самый крупный коллективный иск за всю историю страны. Индейцы требовали от правительства вернуть им долг в размере 137,2 млрд долларов в качестве компенсации за использование своих земель,
Согласно акту Дауэса 1887 года, индейские земли были переданы ряду компаний. Земля была разделена на участки, и каждой индейской семье полагался свой участок, что противоречило их исконным традициям, согласно которым вся земля принадлежала тому или иному племени. Акт Дауэса предполагал выплату индейцам компенсаций за использование их земель. При этом документ установил это правило «на вечные времена».
Несмотря на гигантское досье адвокатов, доказывающее правоту индейских племен, в министерстве внутренних дел заявили, что не намерены бросать миллиарды долларов налогоплательщиков на удовлетворение необоснованных требований.
Однако иногда индейцам удается отстоять свои права. В частности, в прошлом году американской администрации пришлось отложить запланированный сверхмощный взрыв на бывшем ядерном полигоне, расположенном в штате Невада. Индейцы племени Западных Шошон, которые проживают на территории этого штата, выступили с протестом этого действия, так как они уверены, что в результате взрыва с полигона на их земли может попасть радиоактивная пыль.
Сегодня в Америке насчитывается 542 суверенных нации — по количеству индейских племен, численностью 2 миллиона человек. Самыми многочисленными племенами являются чироки, навахо и сиу (включающее в себя племя лакота). За каждым племенем формально закреплена территория (резервация), где индейцы вправе осуществлять местное самоуправление. Но фактически полномочия советов племен не простираются дальше надзора за залами игральных автоматов и решения простейших конфликтов. Каждый индеец, совершивший уголовное преступление, подпадает под юрисдикцию местного американского суда, а совет племени вправе лишь ходатайствовать о снисхождении или применении к виновному специфически индейских видов наказания.
Материал подготовлен интернет-редакцией www.rian.ru на основе информации РИА Новости и открытых источников